На всякого блатного найдется пуля

Казанцев Кирилл

– По ходу да, вон как сверкают, мать их, – проворчал Седой. – Надо спеца по этим делам надыбать. Так-то чего балаболить… – Потом он показал всем вырезки: – Эй, ребята, знаете, какую птицу к нам занесло? Это же дочка самого крутого в округе нефтяного барыги. Вот, гляньте, ее фото в газете. Она, типа, бал какой-то дает.

– Охренеть, – выдохнул Чалый. – Чего она тут забыла?

Седой глянул на наручники на руках у девушки:

– Вишь, браслетики. Видать, насолила кому-то крепко, вот и выбросили сюда, чтобы собаки

сожрали.

– Отвезите меня домой, и мой папа даст вам много денег, – дрожащим голосом попросила Эльвира.

– Ха, да у нас уже есть деньги, – хохотнул Седой, сунув ей под нос горсть украшений из пакета. – К твоему бате че-то неохота соваться. Как пить дать, отберет все это, да еще по балде настучит… У него там на службе, наверное, целый отряд амбалов, которые дерьмо вышибают из фраеров всяких.

– Нет, он не станет отбирать, – всхлипнула Эльвира.

– Да не гони пургу. Ясен пень, отберет, – просипел Чалый, удерживая девушку. Заметив колье на ее шее, он сорвал его и бросил Седому.

– Эй, сколько это стоит? – поинтересовался Седой, демонстрируя колье пленнице. – Только правду базарь, иначе башку сверну, как куренку.

– Это от «Тиффани», – тихо выдавила из себя Эльвира, стараясь вспомнить цену.

На деньги она мало обращала внимания. Отец исполнял все ее капризы. Драгоценностей у нее было пруд пруди. Некоторые – дома, в сейфе. Самые дорогие хранились в банке. Это колье было очень дорогим. Она надевала его на бал вместе с серьгами, где были вставлены желтые алмазы в виде сердечек.

– Че? Че ты базаришь? – прохрипел Седой недовольно. – Сколько стоит, говорю?

– Тысяч шестьсот, наверное, – быстро ответила Эльвира.

– А это? – Седой показал серьги.

– Сто тысяч.

– Ну, ни хрена себе! – воскликнул обрадованный Чалый.

Остальные одобрительно загудели:

– Живем, ребята! Бухать будем год, не просыхая! В натуре, подфартило! Седой, давай делить.

– Молчать! – рявкнул на товарищей Седой. – Поделим бабки, когда продадим цацки. Так их не поделишь. Сейчас передеремся все – этим и закончится.

– А с ней что делать? – поинтересовался Чалый. – Отпускать-то нельзя. Сдаст.

– Для начала по кругу пустим, – плотоядно ухмыльнулся Седой. – Богатая сучка! Отработай, что мы тебя от собак спасли…

* * *

Валера Сажин на рассвете сошел с трапа самолета в аэропорту, миновал главное здание и направился к стоянке такси. Мыслями он был еще где-то там, на Бали, в залитом солнцем тропическом раю. Веселый и загорелый, он казался чужаком среди серой массы людей на улице, спешивших на работу. Его радость не омрачало и то, что во время отпуска Жарков расстрелял двух его поставщиков. Он и сам планировал от них избавиться. Гена даже помог, а Гудков так разрулил ситуацию, что они еще и премию получили за раскрытие громкого дела. Мечтательно улыбаясь, он огляделся, чтобы выбрать

такси, да так и остолбенел, увидев перед собой хмурого начальника. Он рассчитывал еще с недельку поваляться дома, отходя от поездки и не отвечая на телефон, а тут такой облом.

– Вот, решил тебя встретить, Валера, – оскалился Гудков, протягивая руку оперу.

Пухлая и довольная физиономия Сажина мигом поскучнела. Он молча пожал руку старшего оперуполномоченного и последовал за ним к машине. Чтобы нарушить неловкую тишину, невинно поинтересовался, отчего это машина шефа так измельчала.

– Решил добавить гламура к имиджу?

– Отвали, – сухо ответил Гудков, забираясь за руль розового «Hyundai Getz». – Садись, халявщик. Халява закончилась. Работать надо.

– Ни хрена себе халявщик! Раз в год на десять дней уехал, – возмутился Сажин и спросил: – Как дела в отделе?

– Дела дрянь, – хмуро ответил Гудков. – Артема замочили, Генка тоже… Короче, он, по ходу, спятил. Сейчас в больнице. Думаю, вряд ли выкарабкается. Его жутко пытали, травили собаками, а потом еще трахнули в зад.

Лицо Сажина вытянулось и сделалось бледным:

– Как?! Кто?! Что вообще происходит?!

– Степана Асколова помнишь, следака, еще правильный такой был? – с мрачным видом спросил Гудков, выкручивая руль.

– Да, помню, Исусик хренов, – подтвердил Сажин, ерзая на кресле от нетерпения.

В его голове возникли сотни вопросов. Их отдел работал, как одна сплоченная команда. Горе было всем, кто пытался встать у них на пути. Казалось, так будет продолжаться вечно, и вот идиллия разрушена. А что дальше?

– Так вот, это Асколов. Решил, сука, открыть охоту на ментов, – произнес Гудков, продолжая разговор. – Совершенно слетел с катушек. Весь город на ушах стоит. Ты что, телевизор не смотришь?

– Нет, не смотрю, – признался Сажин.

– Но это еще не самые плохие новости, – продолжал Гудков. Он излагал историю с каким-то садистским наслаждением.

– Что же может быть еще хуже? – изумился Сажин.

– Асколов замочил сына Юхно, утопил в дерьме в собственной тачке аккурат напротив Белого дома, – сообщил ему Гудков.

Глаза оперативника полезли на лоб. Происходящее все больше напоминало страшный сон.

– Как это?! Я не понимаю! Как это возможно? Зачем? – восклицал он с обалделым видом.

– Я же тебе говорю, Асколов спятил и мочит всех направо и налево, – спокойно пояснил Гудков. – Юхно тоже теперь свихнулся и требует его крови. Если мы не принесем ему голову Асколова на блюде, грозится всех сдать. Саныч уже с Гурамом базарил. Тот обещался помочь с Асколовым, но, я думаю, надо готовить запасной вариант. Собрать надежных людей, профессионалов, которые могут выполнить любую работу, и пусть они сначала уберут Асколова, а потом Юхно.

– Слушай, Клим, у меня голова кругом идет, – признался Сажин.