На всю жизнь
Шрифт:
— Побойтесь Бога, m-lle! Так не говорят в глаза молодому человеку.
И мисс Молли таращит на меня с уничтожающим взглядом свои выпуклые глаза.
— Да разве Большой Джон молодой человек?! — смеюсь я.
— А кто же он?
И маленький, веселый и добродушный Бен Джимс, товарищ Джона, заливается смехом.
— Я считаю его моим братом! — говорю я гордо. — А брат для сестры не есть молодой человек.
Тогда мисс Молли тянет насмешливо, обращаясь к сестричкам Вильканг:
— Поздравляю
— Нет! Нет! — кричу я. — Сестрички Вильканг мне не сестры, но Большой Джон — милый брат.
Или я не должна была говорить и этого? Ого! Какие у них сделались вытянутые физиономии, у всех шестерых сразу.
— Мисс Лида воспитывалась в институте? — спрашивает Молли.
— Ну разумеется! Не в театре же марионеток! — восклицаю я.
«Вот тебе! Вот тебе, противная марионетка», — прибавляю я мысленно, видя, как она вся вспыхнула.
— Большой Джон! Пора! Мнения собраны, — приоткрыв дверь в соседнюю залу, зову я моего друга.
Но Большого Джона там нет.
— Ушел опять к фейерверку, — слышу я чей-то возглас.
Вместо Джона я вижу Левку, одетого в чистенькую парусинную блузу, с тщательно причесанной головой. Пестрый передник привязан к поясу. В руках поднос с прохладительными напитками, клюквенным морсом и оршадом. Глаза у Левки застенчиво опущены, на лице умиротворенное выражение.
— Налей мне питья, мальчик, — коверкая русские слова, говорят гости.
— И мне!
— И мне!
Левка чинно относит поднос на стол и раздает стаканы.
Ледяной мутный оршад удивительно утоляет жажду.
— И мне.
Алиса протягивает свой стакан величественным жестом королевы. Левка поднимает глаза. Две черные молнии сверкают на миг и снова исчезают за длинными ресницами.
И вдруг — о ужас! — струя оршада льется из кувшина мимо стакана Алисы на ее нежный белый газовый туалет.
А Левка злобно хохочет, топает ногами, улюлюкает и свистит.
— Вот тебе! Вот тебе за все сразу!
Едва сдерживая слезы, негодующая, злая и красная, Алиса поднимается со своего места.
— Гадкий мальчишка! Завтра же я попрошу тебя наказать! — говорит она рыдающим голосом.
— О, мисс, его стоит проучить сейчас же. — И длинные пальцы мистера Джоржа хватают за уши Левку.
— Не смейте его трогать! Пусть с ним расправляется его хозяин! — кричу я и стремительно закрываю собою Левку.
Этого только тому и надо. Он шарахнулся в сторону и исчез за дверью, предоставляя присутствующим заняться Алисой и ее испорченным платьем. А я убегаю в сад.
— Большой Джон! Ау!
— Ау! Ау, маленькая русалочка!
Он там, в конце площадки, возится с ракетами.
— Желаете помочь мне?
— Здесь веселее, — чистосердечно признаюсь я ему, — а там… — И я рассказываю своему
Джон слушает внимательно, потом говорит:
— Мои сестры — удивительные девушки, но им не хватает снисхождения, а этот бедный ребенок Левка, в сущности, так несчастлив и одинок. Его родители исчезли куда-то, он стал из нужды бродяжкой, мелким воришкой. Но сердце у него привязчивое, и меня он любит по-своему. За эту неделю мне удалось уже приручить к себе этого дикого зверька. Вот, сестричка-русалочка, помогите мне обучить его грамоте. Сам я ведь плохо знаю по-русски.
— С большим удовольствием, я исполню ваше желание, Большой Джон, с восторгом! — тороплюсь я ответить.
Но тут нам приходится замолчать. Приготовления к фейерверку кончены, и гости высыпали в сад.
Бенгальские огни запылали алым заревом, как костры колдуньи, посреди площадки. Потом взвилась ракета, за нею другая, третья. Не чувствуя ног под собою, я перебегаю от одного столба к другому, поджигаю начиненные порохом палки, помогая Джону, и громко вскрикиваю каждый раз, как занимается желтое пламя. Но вот, рассыпая золотые брызги, завертелось огненное колесо.
Взрыв аплодисментов наградил нас за наши старания.
— Танцевать! Танцевать в залу! — зазвучали кругом голоса хозяек.
Фейерверк закончился.
Я и Большой Джон прибежали последними из сада.
— Маленькая русалочка, — произнес он тихо по дороге к залу, — в вашем доме поселилась бедная сирота. Ей тяжело одиночество. Не поможете ли вы бедной маленькой птичке?
— Вы говорите про Эльзу? — переспросила я. — Послушайте, Большой Джон, она, вероятно, вам жаловалась на то, что ей тяжело живется. Да?
— О, вы ее не знаете, маленькая русалочка. Эльза — золотое сердечко. Она никогда никому не пожалуется, как бы ей ни было тяжело.
— Хорошо, Больной Джон, я займусь ею, будьте спокойны.
— Я не ожидал иного ответа, маленькая русалочка. Ведь мы росли вместе с Эльзой. Она и мои сестры поднимались вместе. Я хорошо знаю это золотое сердечко. Будьте же другом этой малютке. Она так нуждается в вашей любви.
— Хорошо, Джон, прекрасно.
Я пожимаю его руку, и мы входим вместе в зал.
Дружное «ах» встречает нас на пороге. Большое зеркало в простенке между двух окон находится как раз против меня. Я бросаю в него удивленный взгляд и вскрикиваю от неожиданности.
Мое белое платье все в грязных пятнах, лицо закоптело от пороха и сажи. Черные безобразные кляксы пестрят по подолу и тюнику.
Вот вам и пускание фейерверка!
Я смотрю на Большого Джона. Он выглядит не лучше. На белом фланелевом костюме те же пятна и грязь.
Но что позволительно молодому человеку, нельзя простить барышне, окончившей институт.