На всю жизнь
Шрифт:
И опять она с горячностью протестовала:
— Я уже наверху. Вы можете отпустить меня, вы добились своего.
— Нет, — сказал Ник. — Еще нет. После того как Лин придет и уйдет. Тогда я спущу вас на пол.
Слегка покачиваясь и расставив ноги, Ник стоял прямо перед отделанным серым мрамором камином, в котором ярко пылал огонь и потрескивали дрова. В топке плясали красно-оранжевые языки пламени, уносясь вверх, к широкой мраморной каминной доске.
Над каминной доской висело огромное, окантованное серебром зеркало, в котором
Ее лицо раскраснелось, глаза дико блуждали, шляпки на голове не было. Густая прядь рыжих волос выбилась из узла на затылке и свисала вдоль левой щеки, а вьющиеся кончики веером рассыпались по шее. Серебряная буква «S» пропала с форменного воротничка, потерялась где-то в пылу потасовки. Две медные пуговицы на форменном жакете были расстегнуты, нескромно обнажая выпуклое начало бледной груди. Одной рукой она держала Ника за спину, яростно вцепившись в тонкую ткань пиджака. Другой она упиралась ему в грудь.
Кей была рада, что никто не видит диковатую женщину, отражающуюся в зеркале с серебряной оправой. Она ничуть не напоминала подтянутого, энергичного и сострадательного капитана Армии спасения.
Мужчина, непозволительно близко держащий ее в длинных сильных руках, был не менее растрепан, чем она. Прядь иссиня-черных волос упала на подбитый глаз Ника. На его щеке уже не видно было отпечатка ее ладони, однако на виске и подбородке красовалась пара царапин. Она знала, что виной тому ее острые ногти. Его смуглое лицо усеяно блестящими бисеринками пота, как от жары, а глаза под темными ресницами были холодными, как серебристый лед.
Яростно молотя кулаками по груди Ника, Кей нечаянно оторвала золотые пуговицы от его рубашки. От этого белая рубашка распахнулась, нескромно обнажая его смуглый торс с жесткими темными волосами, покрывающими его мускулистую плоскую грудь, сужаясь в хорошо различаемую линию, спускающуюся вниз по упругому животу.
Он был похож на пирата — смуглый и опасный. Ему недоставало только золотого кольца в ухе.
Увидев в зеркале эти бледные, отливающие серебром глаза, Кей вдруг с тревогой поняла, что ее рука лежит на его медленно, ритмично бьющемся сердце, а пальцы запущены во влажную упругую поросль на его груди.
Кей непроизвольно вздрогнула.
Ее вдруг охватило странное чувство, какого она никогда раньше не испытывала. Оно было совершенно незнакомым и пугающим, и к тому же удивительно волнующим. Она вся горела, как в лихорадке. В то же время она дрожала, как в ознобе. Она была в состоянии какой-то эйфории и все же испытывала необъяснимую тревогу.
Это приводящее в замешательство ощущение было совершенно новым для Кей, поэтому она не распознала его. Она знала только, что виной всему Ник Мак-Кейб.
Кей слишком быстро отдернула руку от его обнаженной груди и слегка отпустила его пиджак. Ее тело напряглось. Она заметила едва различимую усмешку. Ей
— Я хочу, чтобы вы… — начала Кей, однако оборвала себя. — Мак-Кейб, пожалуйста, опустите меня на пол.
— Обещаете хорошо себя вести? Не бежать к двери?
— Да. Я хочу сказать, нет… о-о, вы понимаете, что я имею в виду.
— В таком случае… — Ник нарочито медленно опустил ее на пол, не снимая руки с ее тонкой талии. Кей почувствовала, как ее живот, бедра и ноги медленно соскальзывают вниз по его высокому твердому как скала телу. Беспокойно ища пальцами ног опору, она холодными влажными руками ухватилась за его бицепсы.
Она ощущала такую слабость и головокружение, что продолжала цепляться за Ника даже после того, как ее ноги твердо стояли на ковре.
В смятении Кей попятилась от Ника, когда в комнату с чайным подносом вошел Лин Тан. Беспокойно переводя глаза с Ника на Кей, слуга поставил поднос на круглый столик красного дерева и налил две чашки крепкого горячего чая.
— Нужно что-нибудь еще, хозяин? — почтительно спросил Лин Тан, примечая расцарапанный подбородок Ника, его расстегнутую рубашку. А также порозовевшее лицо Кей и ее растрепанные волосы.
— Нет, этого достаточно. — Ник быстро проводил Лин Тана до двери и запер ее за ним.
Кей напряглась.
— Расслабьтесь, — произнес Ник, все еще стоя к ней спиной. — Садитесь.
Кей продолжала стоять. Повернувшись, Ник подошел к ней.
— Пейте чай. — Он стащил с себя пиджак и жилет, бросив то и другое на спинку стула. — Похоже, я потерял пуговицы от рубашки. — Он развел полы расстегнутой белой рубашки, прибавив: — Если вы извините меня, я пойду переоденусь. Или, быть может, вас устраивает моя голая грудь…
— Пожалуйста, наденьте рубашку.
Она взяла с подноса чашку чая и уселась с видом побежденного, чья гордость была уязвлена. Как только он ушел, она отставила чашку в сторону и поспешно застегнула форменный жакет до самой шеи. Она привела в порядок волосы, разгладила юбки, поднялась и стала искать на ковре пропавшую букву «S», но так и не нашла.
Когда Ник вернулся, она уже снова сидела на длинном диване, прихлебывая чай. Его черные волосы были зачесаны назад, царапины на лице были очищены от крови. На нем была рубашка из темно-синего шелка и серые брюки от костюма.
В руке он держал стакан со спиртным. Кей бросила беспокойный взгляд на запертую дверь. Этот подвыпивший владелец салуна приводил ее в состояние опасного возбуждения. Кей сопротивлялась этому единственным известным ей способом — оскорбляя его.
— Снова пьем? — спросила она с ноткой презрения в голосе. — Вы и так совсем пьяны, Мак-Кейб.
— Да, я пью, — произнес он, — но это не означает, что я напьюсь.
— Вы выглядите пьяным. Вы ходите, как пьяный. От вас разит, как от пьяного.