На всю жизнь
Шрифт:
Купаясь в лучах света, ее белая кожа отливала золотом, а распущенные волосы полыхали подобно шелковому пожару. Ее стройное гибкое тело с его кошачьей грацией пробудило в Нике мгновенную страсть. Увидев ее разведенные ноги, сжимающие бока деревянной лошади, он подумал о том, каково будет чувствовать, как эти длинные прелестные ноги обнимают его.
До Ника не сразу дошло, что каждый посетитель в переполненном клубе так же как и он, смотрит на Кей, сидящую на карусели. Мужчины горящими глазами вожделенно поглядывали на нее, на разгоряченных лицах блуждали похотливые улыбки. Ей были
Лицо Ника посуровело.
Он стал протискиваться через толпу, расталкивая людей, пересекая переполненный клуб большими решительными шагами.
Наверху, на вращающейся карусели, синяя юбка Кей вызывающе задралась еще выше. Розовое бедро, мелькнувшее над подвязкой, держащей белый чулок, вызвало бурю восторга у сияющих зрителей-мужчин. Ничего не подозревающая Кей весело смеялась и начала подпевать оркестру. Нежным, чистым голосом она с большим чувством пела воодушевляющую песню «Есть в городке моем таверна».
Ник с каменным лицом быстро протиснулся через толпу, живо взобрался на шестиугольную стойку и решительно сдернул Кей со спины коня. Заморгав на Ника в счастливом недоумении, Кей обвила руками его шею.
— Ники, Ники! — пронзительно вскрикнула она. — Наконец-то ты вернулся домой! Я ждала тебя.
Ник ничего не ответил. Он проворно закутал всю ее в свою накидку, а она тем временем снова запела, проглатывая слова:
— И вот моя любовь садится с ним… садится с ни-и-м…
Ник спрыгнул со стойки, держа на руках Кей. Он стремительным шагом прошел через клуб, одним своим взглядом сметая на пути посетителей. Разочарованная толпа громко выражала неудовольствие. Вслед им неслись крики: «Не забирайте ее от нас» и «Мак-Кейб, вы испортили нам все удовольствие».
Но никто не пытался остановить Ника Мак-Кейба.
Ник направился прямо к широкой мраморной лестнице. Перешагивая через две ступеньки, он понес Кей в свои апартаменты, а она продолжала петь и весело смеяться. Высвободив руку из-под закрывающей ее накидки, она игриво сорвала цилиндр с головы Ника и нахлобучила его на свою собственную.
Протянутой рукой она повернула ручку двери, ведущей в покои Ника, горя желанием поскорее попасть внутрь вместе с ним. Ник вошел, толкнул дверь плечом и прислонился к ней, держа Кей на руках.
Плохо различая Ника, Кей посмотрела на него и улыбнулась. Подняв руку, она прикоснулась указательным пальцем к его нижней губе.
— Ники, у тебя есть здесь тот восхитительный пунш? — спросила она. — Мне ужасно хочется пить.
— Ты уже достаточно его выпила.
— Правда? — Скорчив гримаску, она порывисто сорвала с головы цилиндр и запустила его через комнату, засмеявшись, когда тот опустился прямо на стеклянный абажур неярко горевшей лампы.
— Милая, ты пьяна, — произнес Ник, медленно опуская ее на пол.
— Нет! Я пила только пунш. И это никого не касается! — Она широко раскинула руки, стряхивая с его плеч длинную накидку. Накидка упала на ковер. — Тебя это касается, Ники? — Она обняла его руками за шею и игриво провела носком ноги по его голени под брючиной.
— Нет. — Ник обнял ее за тонкую талию. На его скулах заходили желваки. — Нет, детка,
Он медленно провел руками по ее бокам до подмышек. Приподняв ее и поставив на цыпочки, он ожидал, что она будет протестовать, попытается вырваться. Но этого не произошло. Кей застыла, прильнув к Нику, глядя ему в глаза недвусмысленно манящим взором. Услышав его прерывистое дыхание, она откинула голову назад и рассмеялась.
Ник наклонился и поцеловал ее в смеющийся рот.
Кей перестала смеяться.
Она поцеловала его в ответ, и в ее поцелуе было столько безрассудства, что Нику сразу же стали приходить в голову волнующие и в то же время беспокойные мысли. Он представил себе их вдвоем обнаженными при свете камина, всю ночь предающимися не сдерживаемой ничем любви. Но к упоительному видению примешивалось какое-то щемящее чувство.
Кей тихонько вздохнула и крепче сжала руки вокруг шеи Ника. Она подалась вперед, и ее груди под тканью блузки поднялись выше. Ник целовал ее все сильнее. Повернув голову набок, он жадно слился губами с ее ртом, терпеливо разжигая ее страсть, уча ее целоваться. Кей пылко отвечала, отдавая ему себя с трепетной слепой доверчивостью.
Ник спиной прислонился к двери, слегка расставил ноги и привлек Кей ближе. Лаская руками ее спину, талию, бедра, он прижал ее мягкое податливое тело к своему твердому телу.
Кровь быстро бежала по его жилам. Желание овладеть ею росло с каждым ударом сердца. То, что он чувствовал ее — губами, руками, всем телом, — стремительно превращало приятное влечение в опасное желание.
Если Ник приходил в неудержимое возбуждение, то и Кей была в равной степени захвачена этим чувством. Она целовала его влажным открытым ртом с настойчивой, почти неистовой страстью, ища губами его язык. Она испытывала трепет от горячих губ, так умело прикасающихся к ее губам. Она приходила в восторг от нежных рук, так искусно ласкающих ее. Она восхищалась мощью, силой и теплом высокой мужской фигуры, к которой тесно прижималась.
Наконец Ник оторвал от нее пылающие губы. Он прислонил голову к двери и закрыл глаза. Он чувствовал на себе теплое и волнующее дыхание Кей. А она прижала губы к впадинке у основания его шеи и прошептала его имя.
Ник содрогнулся.
Его сердце глухо стучало, а мышцы живота напряглись.
Он хотел ее.
Забыв о пари, он желал Кей с неодолимой силой. Он желал ее с такой страстью, какую уже давно не испытывал к женщине. Она околдовала его. Она искушала его. Она пугала его. Она пробудила в нем нечто, что, как ему казалось, уже ушло и навсегда умерло. Робкое, мальчишеское желание быть ее кавалером, ухаживать за ней.
Это свежее, пылкое горение юности!
Ник дрожал.
Он проклинал себя за то, что собирался сделать. То, чего ему так страстно хотелось, было совсем близко. Он хотел заниматься с Кей любовью. Он собирался заниматься с ней любовью. Время пришло. Сегодня ночью она станет его. К черту завтра!
Она приводила его в неописуемое возбуждение. Он хотел проникнуть во все чувственные тайны и испытать наслаждения, ожидающие их. Он был полон решимости забыть о ее добродетели, не считаться с ее невинностью.