На Забайкальском фронте(Документальные повести, очерки)

Котенев Алексей Яковлевич

Пламя от горящих ящиков осветило багровым светом поникшие на дожде тополя, высокие железные ворота, черные окна купеческого особняка.

— Вот теперь другое дело, — обрадовался Терехин и дал несколько коротких очередей по суетившимся внизу японцам.

У мешков с чумизой, сгорбившись над рацией, сидел на полу Сулико, вызывал бригаду:

— «Амур»! «Амур»! Я «Шилка». Как слышите? Прием.

Никто не отвечал, и Сулико снова и снова повторял позывные.

О лобовую броню тридцатьчетверки стукнулась граната и, отскочив в сторону, разорвалась. Дрогнули

оконные рамы, повалились винные бутылки. Потом граната ударилась в окно, застряла в железном переплете, разорвалась и вырвала оконную решетку. Это было опасно. Ахмет схватил мешок, заткнул дыру. В мешок шлепнулась пуля, потом ударилась граната. Мешок, втиснутый в оконный проем, становился все меньше. На его место поставили другой. Второй тоже быстро опустел. Ахмет хотел схватить третий. Но тут в опустевший мешок ударила пуля и оцарапала Ахмету руку.

— Шайтан проклятый! — выругался он и отскочил в сторону.

В это время в окно влетела граната, упала на пол, гулко разорвалась. Сидевший у мешков Сулико повалился на пол. Сдерживая стон, он крепко сжал зубы.

От взорвавшейся гранаты зачадили кули с крупами, вспыхнули тюки материи. Терехин схватил мешок с солью и бросил его в огонь. Потом стал хватать со стеллажа винные бутылки, бил их над огнем о ствол автомата, заливал огонь вином. Шипели тлеющие тюки, от них валил густой пар, смешивался с дымом. Нечем было дышать. Терехин закашлялся, отступил в глубь склада, но и там было не легче. Густой, едкий дым заполнил весь склад.

— Удушить хотят, — негодовал Терехин, разрывая воротник. — Вот дьяволы!

Санька решил подозвать на помощь Ахмета, но тот был занят своим делом: опасаясь, что в склад залетит граната, он заваливал мешками с солью пролом, подтаскивал к нему все новые и новые кули, заменяя просверленные пулями.

Ермаков с нетерпением ждал рассвета, а он никак не наступал. Но еще больше он ждал Хлобыстова. Хорошо, если бы его танки ворвались в город! Однако не слышно было шума танковых моторов. Значит, не подвезли горючее. Да и как его подвезешь по такой слякоти?

Иван почувствовал, что подходит конец. Дым, смешанный с винными парами и пороховым смрадом, захватывал дыхание, сдавливал грудь. Что же делать? Как выбраться из этой ловушки?

Вверху на мешках надрывно кашлял Ахмет.

В это время в оконном проеме рванула граната. Сверху полетели мешки. В склад просочилась струя свежего воздуха. Ахмет вскочил на ноги и снова полез вверх, чтобы завалить кулями зияющую дыру.

Ермаков бросился к танку.

— Чего приуныли? Помирать — так с музыкой!

— Солярки для музыки не хватит, — сокрушенно покачал головой Звягин.

— А может, хватит! Хотя бы на один заезд — вокруг склада. А?

— Попробуем, — ответил командир танка. — Не помирать же добровольно.

Рявкнул мотор, танк выскочил из укрытия и, круто повернув влево, понесся вдоль стены, опрокидывая и разметывая в стороны все, что попадалось на пути: горящие ящики, сложенные бревна, груды шифера. Надсадно клокотал пулемет. Из верхнего люка вылетали гранаты и рвались, едва успевая упасть на землю.

— A-а,

не нравится! — торжествовал Ермаков и дивился, на чем же едет эта машина. Раз надо — значит, надо!

Тридцатьчетверка, пронизывая горящими фарами ночную темень, обогнула склад и, сметая на пути сложенный штабелями тес, повернула назад в сторону складских дверей.

— Ну давай, давай! — орал Терехин, моля в душе, чтобы тридцатьчетверке хватило горючего вернуться на свое место.

Но Санькина мольба не дошла, видно, до всевышнего. Чудес на свете не бывает. Танк врезался в высокую пирамиду теса, чихнул и заглох. Потом раздался взрыв гранаты, вспыхнули доски, и красно-желтое пламя охватило тридцатьчетверку.

— Подбили, гады! — подосадовал Ермаков.

Над верхним люком показалось что-то темное. Хлопнул выстрел, второй, третий, и темное рухнуло на землю. От танка донесся хриплый голос.

Пламя от горящих досок осветило желтым трепетным светом все пространство между складом и купеческим особняком. После яркой вспышки оно начало было заметно затухать, но потом стало набирать прежнюю силу. Ермаков беспомощно смотрел на его иссиня-красные языки.

— Танкистов надо выручать! — затревожился Терехин и, взглянув на молчавшего командира, пополз к танку.

Послать солдата на верную смерть Ермаков не решился бы, но и удерживать его не стал. Трудно было понять в эту минуту, что верно, что неверно. Возможно, надо было подождать, пока угаснет пламя и станет темнее. Где тут разберешь?

— Куда его понесло? Санька! — не выдержал Ахмет и пополз вслед за Терехиным.

В ружейной трескотне Терехин не слышал этого окрика. Он весь был там, у подожженного танка. Сначала ползти было очень трудно и опасно: горели доски, освещая пространство около склада, но потом красное пламя застлало черным дымом, и стало темно. Прошмыгнув около сложенных листов шифера, Терехин подполз к танку и сразу натолкнулся на лежавшего рядом с гусеницей танкиста. Он был мертв. Кто именно, разобрать в темноте было невозможно.

Терехин огляделся, подполз к гусенице, спросил негромко:

— Кто здесь живой?

Из-под танка донесся голос Звягина.

— Где ребята? — спросил Санька.

— Ох, не знаю, — со стоном ответил командир танка.

— Тогда пошли, — шепнул Санька, вытягивая танкиста из-под машины.

Не проползли и двух метров, как на них кто-то налетел. Санька ударил его ножом, свалил с ног. На него наскочили еще двое. Сильный удар в спину. Оглушающая автоматная очередь — и крик Ахмета:

— Бей их!

В короткой схватке Звягин был убит, Терехин тяжело ранен. Ахмет наскоро перевязал его и, обливаясь потом, озираясь по сторонам, потащил к складу. Тащил для безопасности окольным путем — через пожарище, где курились головешки, тлела сырая солома. Терехин стонал от сильной боли, просил бросить его, предчувствуя близкий конец.

— Спасайся сам, уходи поскорей… — шептал он.

— Зачем так говоришь?.. — негодовал Ахмет, продолжая тащить товарища сквозь дым и смрад, по горячей золе и по чадящим обломкам.