На заработках. Роман из жизни чернорабочих женщин
Шрифт:
Арина молчала.
Свернули в большую улицу, и показался желтый забор, виднелись распахнутые ворота.
– Вот он, желтый-то забор, Акулинушка, вот тот огород, о котором нам сказывали, – заговорила Арина.
– Да, да, да… – отвечала Акулина. – Надо сворачивать в ворота.
Они вошли на огород. На огороде было топко. Очевидно, тут зимой была свалка снега. И посейчас еще кой-где виднелись темные труды навозной земли, и в ней белелись комья снега. К разделке огорода еще и не приступали. Из прошлогодних гряд торчали черные капустные кочерыжки. Впрочем, вдали виднелись
– Вам кого?! – крикнул он наконец.
– Кокоркина, Ивана Семеныча, милостивец, – сказала Акулина. – Нас к нему послали.
– Я Кокоркин. Вы наниматься, что ли?
– Наниматься, наниматься, голубчик. Приехали вот из деревни…
– Рано приехали на огородную работу. На огородную работу надо после Пасхи приезжать. Вы из каких мест будете?
– Боровичские.
Кокоркин помолчал, покрутил головой и сказал:
– Из Боровичского уезда – баба неважней. Я только гдовских баб к себе беру.
– Возьми и нас, голубчик. Стараться будем, – поклонилась Акулина.
– Возьми!.. Своих гдовских у меня после Пасхи ступа непротолченная понаедет. Боровичскую бабу я вообще не люблю.
– Заслужим, кормилец.
– Работы на огороде теперь самая малость. Как тут брать-то? Я и гдовским отказывал. Положим, у меня теперь бабы только из харчей работают, которые ежели…
Хозяин замолчал. Молчали и Акулина с Ариной.
– У Ардальона Сергеева вон по пятиалтынному работают, – сказала наконец Акулина.
– А нешто уж были там? – спросил Кокоркин.
– Проработали день у него, да начал вот он к девушке приставать, так мы и ушли. Хозяин-то есть… Вот к ней…
Акулина кивнула на Арину.
– На это его взять. Он таковский. Он молодую девку не пропустит. От него редкая девка или баба увернется. Ну а вот я с женой живу. У меня своя законница на каменном фундаменте из деревни привезена. Она и хозяйство водит. У меня огород большой. Летом бабья артель до пятидесяти штук доходит.
– К тебе-то нас и послали. Положи на первых порах по двугривенному и оставь нас при себе, – кланялась Акулина.
– Как? По двугривенному?! – воскликнул Кокоркин. – Да ты хлебала ли щи-то сегодня? По двугривенному…
– По пятиалтынному мы, истинный Христос, у Ардальона Сергеева нанявшись были.
– Ардальон Сергеев мне не указ. У него свои порядки, у меня – свои. Вообще я с гдовской бабой дела делаю, ну а ежели хотите оставаться, то оставайтесь до Фомина воскресенья из харчей, а с Фомина воскресенья, которая ежели будет старательная да работящая, я по шести рублей в месяц положу. У меня работа до Покрова. Даже и после Покрова все еще капусту прибираем. Вон у меня подвалы-то понастроены… И посейчас еще в них прошлогодняя капуста висит. Так вот… До Фомина воскресенья из харчей, а там ряда будет. Ну,
– Да как же это так – только из харчей, милостивец? – недоумевала Акулина.
– Очень просто. Работы теперь мало. Гряды начнем копать только с Фомина понедельника, а теперь работа только около парников, – отвечал Кокоркин.
– Положь по пятиалтынному, благодетель.
– Нельзя, тетка. По пятиалтынному я теперь только своим гдовским даю, говорю прямо, а постороннюю бабу я принимаю покуда из харчей, чтобы приглядеться к ней, какова она в работе, и потом выбрать. Которую ежели отберу, то у меня с Фомина воскресенья шесть рублей ей в месяц, как по писаному. На Троицын день платком дарю. А поденной бабы у меня летом нет. Разве в засуху когда – для поливки принанимаю. Ну что ж, думайте….
Акулина переглянулась с Ариной и сказала:
– Не расчет из одних харчей оставаться.
– Ну, как знаете. Скатертью дорога от нашего огорода. Главная статья, что мне баба-то не особенно нужна.
Кокоркин кивнул в знак прощанья. Акулина и Арина стали уходить с огорода. Минуту погодя Кокоркин крикнул им вслед:
– Хлеба-то ведь теперь по огородам наищетесь!
– В другую какую-нибудь работу пойдем, – отвечала Акулина, обернувшись.
– И другой бабьей работы повсюду умаление. Вот после Пасхи – другой разговор.
Акулина и Арина направлялись к воротам. Кокоркин еще раз крикнул им вслед:
– Слонов-то по Питеру поводите, да как брюхо с голодухи подводить начнет, то приходите ко мне! Из харчей я приму. Все-таки харчи и квартира. А там после Пасхи и жалованье. Слышите?
– Слышим, слышим, голубчик. Спасибо тебе, – проговорила Акулина, на этот раз уже не оборачиваясь.
Арина и Акулина вышли на улицу, посмотрели друг другу в глаза и остановились в раздумье.
– Ой, девушка, как плохо насчет заработков-то! – печально сказала Акулина Арине. – Чем дальше, тем хуже. Еще у Ардальона-то Сергеева был, стало быть, рай.
Арина хоть и видела неудачу, но бодрилась.
– Надо, Акулинушка, к Никольскому рынку идти. Все говорили, что к Никольскому рынку. Ведь новоладожские-то бабы знают. Они бывалые, – отвечала она. – Надо поспрошать, где этот Никольский рынок, да и идти туда.
– А вдруг как и на Никольском рынке ничего? Что тогда?
– Ну вот… В Питере работы много. Да, может быть, по дороге и еще огород попадется, так там наймут. Вон на углу солдат стоит. Пойдем и спросим его – нет ли тут еще огорода?
На углу улицы стоял городовой. Акулина и Арина подошли к нему.
– Миленький! Землячок! Не укажешь ли нам огород, где женского полу в работу требуется? – начала Акулина.
– Вам в полольщицы, что ли? – спросил городовой.
– Да, в полольщицы. Да и вообще на всякую работу. Деревенские мы. Работы ищем.
Городовой стал указывать на те огороды, на которых женщины уже побывали.
– Были мы туточка, землячок, были, да все неладно. Нет ли еще где огородов? – задала вопрос Акулина.