На заволжских озерах
Шрифт:
Темнело быстро, и я уже с трудом мог следить за дальними кружками. Высокие золотые барашки облаков отражались в тихой воде озера. Неподвижно стояли деревья и кусты.
Митя и Горка перестали ловить и ушли к палатке. Из-за деревьев высоко к небу поднимался столб дыма. Это ребята нашли себе новое развлечение - разожгли костёр и затеяли около него какую-то игру,
– Оставляй кружки на ночь, пусть плавают. Пойдём уху варить, сказал Михаил Алексеевич.
В самом деле, надо было кончать ловлю.
Пролетел вечерний ветерок. Посередине озера пробежала морщинистая дорожка ряби.
Я неохотно гребу к берегу, прохожу
"Хоть бы напоследок схватило!
– думаю я.
– Ведь почти рядом только что плеснулась щука. Даже неловко с пустыми руками к ребятам вернуться".
Но ничего не поделаешь! Я вытаскиваю лодку наполовину из воды, бросаю ещё раз взгляд на озеро, на кружки. Теперь мне виден всего лишь один кружок, который я только что миновал на лодке. Андрей стоит на берегу. Он принял от меня ведёрко, шарит в нём рукой, разглядывает оставшихся живцов.
Начинаю привязывать лодку. Вдруг Андрей в страшном волнении зашептал мне, дёргая за руку:
– Пётр Иванович, перевернуло!
Я как на пружинах подскочил, взглянул на озеро и увидел белеющий в сумерках перевёрнутый кружок. Он, словно волчок, вертелся на воде это щука сматывала с его желобка намотанную леску.
Андрей уже столкнул лодку на воду. Мы вскочили в неё.
– Греби, Андрюша, скорее! Да не шлёпай веслом-то!
Дно лодки шуршало, подминая заросли лопухов. Я приготовился, перегнулся с лодки. Кружок встал на ребро и подгибал под себя упругие стебли лилий. Одной рукой я схватил кружок, другой рукой-леску и подсек. Леска натянулась в руке, задёргалась.
Попалась!
Выбирать леску было трудно - так она запуталась в зарослях кувшинок. Можно было упустить добычу и даже порвать леску.
– Андрей, греби на лесу, - говорю я своему помощнику.
– Греби веселей! А теперь тише, стой...
С замиранием сердца выбираю леску. Она натянута туго, как струна. Мои руки трясутся, и я прерывисто шепчу Андрею:
– Только бы не увела... Только бы под корягу не увела... Только бы в корнях не запуталась...
Ищу глазами подсачек, но впопыхах мы оставили его на берегу. Тогда я берусь одной рукой за стебли водорослей, рву их, а другой выхватываю за самый поводок прямо в лодку большую тёмную щуку. Крепко сжав свою пасть, она бьётся на поводке о дно лодки. Андрей бросается на щуку всем телом и невольно выпускает из рук весло. От резкого движения наша "Борчага" так качнулась, что зачерпнула воды, и мы чуть не перевернулись. Почувствовав родную стихию, щука засновала в лодке, ударила широким хвостом по воде и обрызгала лицо и без того мокрого Андрея. Хорошо, что щука, видимо, далеко заглотила крючок и не могла поэтому сорваться. А перекусить стальной поводок ей было не под силу.
Мы зачерпнули воды так много, что лодка глубоко осела, и теперь было достаточно малейшего неосторожного движения, чтобы очутиться в озере. Прошу Андрея не вертеться и тихонько подгребать руками к веслу. Сам я не выпускаю из рук лески и внимательно слежу за пойманной щукой...
И вот, наконец, довольные и счастливые, мы осторожно подплыли к берегу, вытащили лодку, вылили из неё воду и пошли к костру.
Нас окружили. Андрей громко рассказывал, как он увидал перевёрнутый кружок, как мы вытаскивали щуку, как чуть не перевернулись.
– Если бы Пётр Иванович
– возбуждённо говорил Андрей.
– А у меня щука оторвала леску и ушла вместе с крючком, рассказывал Горка.
– Я плотву ловил, а она как рванёт! Поболе этой будет. Вот такая!
– И Горка широко расставляет свои руки, показывая, какой величины была обидевшая его днём щука.
– А чья щука больше?
– спрашивает Митя.
– Папина или Петра Ивановича?
– Наша такая же, как у Михаила Алексеевича, - отвечает Андрей.
И хотя все видят, что наша щука немного меньше, никто не возражает ему. Так уж повелось исстари среди рыболовов: все отлично знают, что рассказчик немного преувеличивает, но всё равно с удовольствием слушают и не выражают сомнений.
Один только Митя, ещё не знавший этой маленькой слабости рыболовов и охотников, начал горячо доказывать, что папина щука крупнее.
– Ну давай, Андрюша, смерим их, смерим!
– настаивал он.
– Нечего тут мерить-то, и так видно!
– отрезал Андрей.
Мы переглядываемся с Михаилом Алексеевичем, улыбаемся. Митя не желает противоречить Андрею и соглашается, что, пожалуй, действительно папина щука не больше нашей... разве на самую чуточку.
– А Михаил Алексеевич ещё линя поймал!
– говорит Горка.
– И Пётр Иванович поймал бы, - сердито отвечает Андрей, - если бы тоже с берега ловил. Зато он краснопёрок сколько надёргал! А линей мы с ним и не таких в Песчаном таскали! Да и щуку в позапрошлом году в Кудьме раза в три больше этой поймали. Стрежневую.
– Папа, а что значит "стрежневая"?
– спрашивает Митя.
Михаилу Алексеевичу чаще моего случалось в жизни ловить щук, и он обстоятельно рассказывает ребятам, что строение тела у щуки не всегда одинаковое. Щуки, которые живут в реках с быстрым течением, тоньше и длиннее. Их вот и называют стрежневыми. А щуки, которые живут в глубоких ямах, тихих омутах, в бучилах мельниц, в глубоких озёрах, так и называются ямными щуками. Они покороче и потолще. Вот почему щуки, которых вылавливает Иван Васильевич на Волге, при одинаковом весе всегда тоньше и длиннее, чем наши озёрные щуки. Окраска их тоже не постоянная, и она изменяется в зависимости от возраста рыбы и условий, в которых рыба живёт. Обычно чешуя у щук сероватая или сероватозелёная, с пятнами на боках и почти чёрная, с зеленоватым отливом на спине. В светлых озёрах и реках с песчаным дном щуки светлее, чем в озёрах с тёмным, илистым дном. Мы замечали, что даже на вкус и то щуки разные.
Ребята ещё долго рассматривали прямое, сильное туловище щуки, трогали её мягкое, белое с серыми пятнышками брюхо, взвешивали щуку на руках, открывали палочкой её зубастую пасть.
НА ПРИВАЛЕ
Котелок уже подвешен над костром, и Михаил Алексеевич положил в него картошку, лук, лавровый лист, перец, соль и мелкую рыбу.
Даже и это он проделывал очень обстоятельно, не спеша, подбрасывая в костёр небольшие сухие хворостинки, чтобы огонь лишь только снизу лизал котелок.
Скоро вода в котелке покрылась мелкими белыми пузырьками, потом закипела и подёрнулась серой пеной накипи. Михаил Алексеевич несколько раз снимал деревянной ложкой эту накипь, а затем опустил в котелок приготовленную, вычищенную рыбу. Он отобрал для ухи самых крупных и жирных окуней.