На земле штиптаров
Шрифт:
— Да, ведь мне же приходится целить больные тела и укреплять уставшие сердца. Вот оно, подлинное образование.
— Да, тебе приходится говорить пациенту, что язык у него не такой красивый, как у коровы. Если ты называешь это образованием, то ты и впрямь ученейший человек. Впрочем, я до сих пор не пойму, каким образом, осматривая мой язык, ты намеревался сделать вывод, опасен ли мой вывих или нет.
— Я вижу по тебе, что ты вообще мало что понимаешь. Ты даже не понимаешь, что оскорбил мою честь и лишил меня уважения.
— Нет,
— Тогда твой ум так же короток, как кровяная колбаса, а твоя глупость так же обширна, как меридиан, опоясывающий Землю. А ты тем не менее задираешь нос, восседаешь тут с умным видом и разглагольствуешь, словно ты профессор всевозможных наук.
— По сравнению с тобой я и впрямь профессор, ведь преподал же я тебе практический урок, показывая, как надлежит делать перевязку.
— Не внимал ни единому твоему слову.
— Я сказал, что мой урок был практическим; не о нотациях и наставлениях речь. А ведь то, чему ты научился, позволит тебе стать самым знаменитым хакимом во всех странах, над коими властвует падишах.
— Ты все еще издеваешься надо мной? Если ты и впрямь так мудр, как заявляешь, то подай мне совет, как выбраться из этой гипсовой скорлупы.
— Об этом скажу потом! Ты смеялся надо мной, когда я говорил тебе, что из гипса можно делать повязки, а ведь он лучше всего подходит для этой цели. Что ж, раз ты не дал мне говорить, пришлось убеждать тебя делом. Потрогай-ка свой кафтан! Прежде он был мягким, теперь тверд как камень, тверд, как повязка, которая придает опору раненому члену. Разве ты этого не заметил?
Его брови вздернулись; он задумчиво посмотрел на меня. Я же продолжал:
— Если ты скрепляешь сломанную ногу с помощью шины, ты доставляешь человеку много неудобств, ведь нельзя подобрать такую шину, чтобы она совпадала с формой ноги. Такая перевязка ничем не поможет.
— Но ведь другой возможности нет. Крупнейшие врачи мира напрасно ломали себе головы, пытаясь придумать, чем можно было бы перетягивать сломанные члены тела, чтобы повязка и была прочна, и в то же время повторяла форму пострадавшей части. У меня самого есть книга, название которой гласит: «О лечении переломов костей». Там можно прочитать, что при лечении переломов принято накладывать лишь шины.
— Кто же автор этой книги?
— Знаменитый врач Кари Асфан Зулафар.
— Но он же жил почти двести лет назад. Тогда, может, он и был прав, сейчас же его высмеют.
— О, я не стану над ним смеяться.
— Значит, знания, которые ты накопил, и твои мнения более подобают той эпохе, а отнюдь не сегодняшнему дню. Сейчас переломы лечат совсем по-другому. Вот только что ты осматривал феску, которая вновь защищает твою голову.
— Как я мог не смотреть на нее? Эта маленькая ядовитая жаба довольно долго держала ее у меня перед носом.
— Так скажи, какую форму она приняла?
— Форму моей головы.
— Именно так. То же
— А! О! Ах! — восклицал он, какое-то время оцепенело глядя на меня, а потом повернулся к Халефу: — А ну-ка побыстрее подай опять мою шапку!
Хаджи сделал ему одолжение и, поворачивая шапку во все стороны, поднес ее ему к глазам.
— Еще лучше, — продолжил я, — сразу пропитать ткань мокрым гипсом, а потом обернуть ею поврежденный член. А чтобы гипс, затвердев, не давил слишком сильно на больную часть тела, следует подложить под него слой ваты. Тогда сломанная кость будет удобно покоиться внутри прочной и ладной повязки.
Он вновь уставился на меня и наконец воскликнул:
— Аллах! Какое ценнейшее открытие, какое великолепное изобретение! Я спешу, я бегу; мне надо записать это!
Он подпрыгнул, не обращая внимание на кафтан, застывший на нем, и метнулся к двери.
— Подожди, подожди! Возьми свою корзину с инструментами! — крикнул Халеф. — И надень свою шапку!
Врач остановился. Он являл собой чудное зрелище. Гипс на нем растрескался и понемногу осыпался. На кафтане по-прежнему застыли складки, образовавшиеся, когда он сидел. Его задняя, нижняя часть была выпячена вперед и мешала при ходьбе. Когда толстяк повернулся к маленькому хаджи спиной, руки его все еще были заложены назад. Бедняга воскликнул:
— Подержи рукава! Мне нужно выбраться отсюда!
Халеф крепко вцепился в него. Эскулап тянулся и тянулся, толкался и, наконец, с такой силой выскочил из пропитанного гипсом кафтана, что отлетел к двери и, поскольку она была отперта, выскочил во двор.
— Я вернусь, я вернусь, я сразу же вернусь! — крикнул он, сверзясь на землю. Моментально вскочив на ноги, он поспешил дальше.
Им владел восторг. Он мчался домой, чтобы записать мой рецепт повязки. Его не волновало, что он позабыл туфли, кафтан, феску и коробку с инструментами, что он мчался по улице с непокрытой головой.
Телом и душой он был предан своей профессии, но, к сожалению, не мог научиться тому, что знали другие, которые… ничего не знали.
Теперь надо было навести порядок в гостиной. Мы собрали инструмент, а окаменевший кафтан повесили на спинку стула. Потом убрались в моей комнатушке. Оско уже давно принес мне воду, и я обрадованно заметил, что опухоль уменьшилась. Я совсем не чувствовал боли. Потом я попросил моих спутников занести меня в комнату, где уже была приготовлена постель. Вечером я собирался наложить на ногу тугую повязку. Для этого надо было раздобыть вату, газовую ткань и опять же гипс.