На железном ветру

Егоров Виктор Георгиевич

Негромкий посторонний звук заставил всех троих насторожиться. Мельников отступил под прикрытие марша, ведущего на третий этаж, знаком приказал то же самое сделать остальным.

Дверь вершкинской квартиры чуть приоткрылась. Высунулась голова в зеленой инженерской фуражке. Глаза, затененные крутым козырьком, обшарили площадку, лестничные марши. Створка распахнулась, и на площадке появился высокий плечистый человек в сером плаще с большим коричневой кожи чемоданом. Прикрыл дверь. Щелкнул самозапирающийся

английский замок. Человек сделал шаг к лестнице, и в то же мгновение Мельников в два прыжка, с необычайной для его комплекции легкостью, преодолел расстояние до площадки второго этажа. Следом сбежали Холодков и Михаил.

Вершкин от такой неожиданности уронил чемодан. Глубоко посаженные черные глаза расширились.

— Придется вернуться, гражданин Вершкин, — загородив собою лестницу, негромко сказал Мельников. Холодков быстро ощупал карманы инженера, из правого достал браунинг и маленький блестящий ключик. Отпер дверь, вошел. Мельников втолкнул туда же Вершкина, кивком велел пройти Михаилу, подхватив чемодан, вошел сам и закрыл дверь. Щелкнул английский замок. Все это произошло в течение считанных секунд.

Холодков нащупал выключатель, и в прихожей вспыхнул свет.

— Па-а... пазвольте, — придя наконец в себя, заговорил инженер, — я не понимаю... Кто вы?..

— Сядьте, — Мельников подбородком указал на колченогий облезлый стул, доживавший в прихожей свой век.

Вершкин послушно сел. Мельников показал ему удостоверение и ордер на арест и обыск.

Михаил с любопытством рассматривал эсеровского деятеля. Это был крупный, упитанный человек с розовой, тщательно выбритой физиономией. Он быстро сумел овладеть собой и, ознакомившись с документами Мельникова, даже нашел в себе силы иронически усмехнуться:

— Вы действуете незаконно, товарищи чекисты. Обыск производится в присутствии понятых.

— Для вас мы не товарищи, а граждане, прошу запомнить, — официально-сухо сказал Холодков. — Понятые будут. Что же касается обыска, то он не потребуется. Все, что нас интересует, полагаю, собрано в этом чемодане.

Инженер безразлично пожал плечами — воля, мол, ваша.

Прихожая представляла собой обширный коридор. В него выходило четыре двери. Большое, во весь рост, зеркало. Оленьи рога, вместо вешалки.

— Жена, дети дома? — спросил Мельников.

— На даче.

Глаза Мельникова сузились, в них промелькнула ирония.

— Отправили на время заварухи?

— Какой заварухи?

— Той самой, которую вы и ваши единомышленники готовили завтра в ночь.

— Не понимаю, на что изволите намекать.

Холодков взвесил на ладони отобранный браунинг.

— Каким образом очутилась в вашем кармане эта штука, тоже не понимаете?

— Да, представьте себе. Понятые не подтвердят, что пистолет изъят у меня.

— В вашей судьбе это ничего

не изменит. Смягчить ее может только полная откровенность.

Вершкин засмеялся.

— Вы, гражданин, — не имею чести знать фамилию, имя, отчество, — напоминаете мне жандарма, который допрашивал меня незадолго до революции. Обожал его благородие откровенность.

— Советую вам обратить ваше сравнение на себя, — спокойно ответил Холодков, — поскольку теперь вы с его благородием заодно.

— Не хорохорьтесь, Вершкин, не советую, — вступил в разговор Мельников. — О вас мы знаем все. И даже то, что сейчас вас предупредили об аресте по телефону.

Как ни мастерски владел собою Вершкин, его смятение при упоминании о телефоне выдала проступившая на щеках едва заметная бледность.

— Ну вот, уже и побледнели, — почти ласково продолжал Мельников. — Так кто же вам звонил?

— Никто.

— Куда же вы собрались на ночь глядя, да еще с чемоданом? — Мельников приподнял с пола коричневый чемодан. — Ишь ты, словно булыжниками набит.

— Собрался на дачу. На ночной поезд.

Вершкин по-прежнему старался сохранять непринужденность тона, однако теперь это стоило ему усилий.

— Ну что же, Вершкин, — как бы заскучав от безрезультатного допроса, проговорил Мельников, — не будем вас больше беспокоить, а то вы уж нас в одну кучу с жандармами валите. — Взглянул на свои часы. — Тот, кто вас предупредил, минут через пятнадцать сам сюда заявится. Люди мы не гордые, подождем. А дверь приоткроем. А то ведь взломает он английский замочек-то... Что ни говори — вещь ценная.

Он подошел к двери, повернул вороток замка, приоткрыл створку ровно на столько, чтобы замок не защелкнулся.

— Ну-ка, товарищ Донцов, принеси из комнат еще три стульчика, а то в ногах правды нет.

Михаил принес стулья. Часть из них разместили в глубине коридора, туда же Мельников попросил пересесть и Вершкина. Инженер подчинился, не преминув заметить:

— Не понимаю, к чему весь этот спектакль?

Однако тревоги своей он уже не мог скрыть. Поминутно облизывал губы, вытирал о брюки потеющие ладони.

Михаил занял место чуть поодаль, на всякий случай преградив Вершкину путь к выходу. Холодков встал позади инженера.

Для себя Мельников поставил стул рядом с дверью, с таким расчетом, чтобы оказаться у вошедшего за спиною. Окинув по-режиссерски оценивающим, взглядом эту расстановку, начальник СОЧ сказал:

— Придется посумерничать.

И погасил свет. Немного погодя в темноте прозвучал его голос:

— Советую не рыпаться, Вершкин, и поостеречься. У того, кого мы ждем, есть прямой расчет вогнать в вас первую пулю.

— Все это похоже на провинциальный театр, — сказал Вершкин.

— Помолчите, — попросил Холодков.