На золотом крыльце
Шрифт:
Я про все это думал, и смотрел, как кружились пары, и постоянно вылавливал взглядом Элю. Она казалась очень серьезной и не улыбалась, как остальные девушки, хотя движения у Ермоловой были максимально отточеными и грациозными. Как она поворачивала голову, как ставила ножку, как выгибалась — я не мог насмотреться. В какой-то момент, уже под финальные аккорды, она почувствовала мой взгляд — и стрельнула глазами в сторону лестницы, где я сидел. И улыбнулась! И подмигнула! А Вяземский, проследив за этим — помрачнел!
О, Господь! О, да! Я чуть со ступеньки не сверзился от неожиданности,
Выпускной меж тем продолжался:
— Для вручения аттестата приглашается Антон Басманов! — провозглашала Кузевич-Легенькая, и очередной выпускник поднимался на сцену, жал руку директору, музыканты выдавали туш, студент открывал аттестат, восторгался необычным аудиовизуальным эффектам, слушал отрывок стихотворения в исполнении Яна Амосовича и спускался вниз. — Юрий Адашев! Авигдор Бёземюллер! Виктория Оболенская! Руари Тинголов! Андрей Морозов! Наталья Воротынская! Нимродэль Маэдросова! Фаина Розенбом!..
Фамилии звучали известные и не очень, но в основном — старинные кланы человеческой аристократии, вошедшие в силу еще при Иоанне Васильевиче Грозном. Точнее — их выродки. Те, кто по какой-то причине не овладел родовым даром. Ну и нелюди — два кхазада и два эльфа-галадрим. У этих — свои причины, но явно и они не ко двору родичам пришлись, раз в нашем колледже учились.
— Приглашаем на сцену двух учащихся, которые получают аттестаты особого образца и награждаются золотым и серебряным знаком «За отличные знания». Наши медалисты — Максим Серебряный и Эльвира Ермолова! — грянули аплодисменты.
Серебряный получил золотую медаль, вот такой дебильный каламбурчик получился. Вообще-то Макс — нормальный, насколько я мог понять его за этот месяц. Только очень тихий. Его специализация — иллюзии, сам он — худенький, чуть сутулый, почти всегда молчал, если его не спрашивали. А сами Серебряные — светлые! Очень сильная семья, древняя, гордая и знаменитая. А тут — вот такой вот отпрыск. Хороший, но неправильный. Выродок. И даром что точные науки и программирование у него летят как из пушки, и он почти гений! Но — не в масть, не светлый. Дичь какая, а?
Но Бог с ним, с Максом! Эля чуть придерживая подол платья, шла к сцене. Я мигом вскочил, пока эти олухи тупили, и подал ей руку, которую она с благодарным кивком приняла и, цокая каблучками поднялась по ступенькам. Снова грянула торжественная музыка, Ян Амосович прочистил горло, и как и каждому из выпускников, продекламировал отрывок из своего любимого Теннисона:
— Собой остались мы; сердца героев
Изношены годами и судьбой,
Но воля непреклонно нас зовет
Бороться и искать, найти и не сдаваться! — и вручил серебряную медаль и аттестат Эльвире, и по-отечески обнял ее, а потом выкрикнул: — Веселитесь, выпускники! Сегодня — ваш день, радуйтесь! Судари и сударыни музыканты, оставляю вам эту сцену! Сегодня играет «Неизвестный Артист!»
А
— Спасибо, Миха! — и почувствовал легкое рукопожатие. — Я скоро принесу тебе что-нибудь со столов, вкусненькое!
Нет, определенно — если вот это вот, то, что меня сейчас распирало — не влюбленность, то нужно, наверное, скорую вызывать, потому что мне то ли хорошо, то ли плохо, то ли холодно, то ли жарко…
* * *
Выпускной гремел и гулял вовсю. Эльфийка с аккордеоном, и эльфийка с саксофоном, и та самая вокалистка Сона, и Илья-Илидан со скрипкой, и гитаристы, и барабанщик тоже — все они жгли вовсю. От забойных мотивов даже такой вредный тип как я не выдерживал и пристукивал ногой и хлопал в такт, дежуря на лестнице. Я не зря тут сидел, нужно было то одно, то другое: Илидану поменяли скрипку, переподключили пару микрофонов по ходу концерта, а еще — я лазал на опору, проверять штекеры, когда что-то там зашипело.
Остальные выпускники, как сказал в общаге Руари, «вращались». Они ходили туда-сюда, танцевали — особенно девчонки, пили игристое (на выпускной — можно!) хвастали нарядами, много-много фоткались и рассказывали друг другу, какими успешными и классными они в итоге вырастут. Между ними носился какой-то мелкий хлыщ с огромным фотоаппаратом и тоже их фоткал — неимоверное количество раз.
Под сценой происходил постоянный круговорот танцующих людей, Эля явно наслаждалась вечером — в конце концов, когда группа, которая днями играет у тебя в наушниках, выступает вживую — разве может быть по-другому? И да, она несмотря на это принесла мне бутербродики с икрой, и канапе с лимоном и сыром, и еще кучу всего, и даже покормила меня сама.
— Открой рот, закрой глаза! — говорит.
И смеется. В общем, я был почти счастлив. Вроде как и при деле, и дело — важное, а вроде и рядом со всеми, и с ней. А потом Сона-вокалистка объявила:
— Медленный танец, судари и сударыни, вальс! Приглашайте девушек!
Зазвучала музыка — нежная какая-то. И я увидел, как Авигдор пошел брать штурмом свою Фаечку, Руари — пригласил Выходцеву, вообще, все всех приглашали. Всех, кроме Ермоловой. Она стояла одна в свете дурацких мерцающих огней, и лицо у нее было такое… Как будто она сейчас расплачется! А я, если честно, протупил секунд пять, не очень понимал — что делать, а когда понял — она уже бежала куда-то, под сень деревьев.
— Давай, беги за ней, — внезапно отчетливо сказал мне скрипач-Илидан. — Чего сидишь?
И я сорвался с места в карьер, и побежал. А пока бежал — успел подумать, что это все как-то связано: тот факт, что она всегда сидела одна, и что ее никто не пригласил сейчас. Но докрутить в голове эту мысль не успел — догнал!
— Эля! — я дотронулся до плеча девушки, которая быстрым шагом шла прочь от сцены, от шумного праздника, в сторону общаги. — Эля, могу я тебя пригласить на танец?
— Титов? — она резко обернулась. — Ты чего?