Набат-2
Шрифт:
— Не бойтесь, — успокоил его Кронид. — Я помогу вам. Как вас зовут? — учтиво спросил он.
— Оками, — поднялся человек на ноги и глубоко поклонился, руки по швам. — Я говорю по-русски. Я контрактник.
— А меня зовут Кронид, — перешел на русский отрок. — Что с вами случилось?
Оказалось, Оками ранил руку. Упал и напоролся ладонью на сучок. Он как раз промывал рану, пытался перевязать ее.
— Дайте я посмотрю…
Несколько пассов руки Кронида — и скоро изумленный Оками увидел, как исчезла кровь из рваной раны и сама рана затянулась. Только легкое шипение, какое издает капля воды на раскаленной
— Вот и все, — улыбнулся Кронид. — Рана свежая, это не трудно заживлять.
— Колдун? — испуганно и подобострастно спросил Оками, снизу вверх заглядывая в глаза Крониду.
— Нет. Дедушка Пармен научил врачевать, — пояснил Кронид. — Это не сложно. Необходимо только передать свое тепло болящему. Пойдемте? Нас дедушка Пармен ждет.
Пармен, как Кронид прежде, принял Оками за эвенка. Лишь рассказ отрока развеял заблуждение.
— А что? Японцы, как говорят древние книги, спустились на острова из Сибири. Предание гласит: целый род не внял предостережениям праотца Ория и ушел особняком. Несколько столетий род пытался прижиться на чужбине и только в последние тридцать тысяч лет обосновался на Японских островах. Тогда еще это был сплошной материк. Род догоняли враги, и тогда Акицу, предводитель, взмолился Орию, просил оборонить сынов его. Орий просьбу выполнил, наслал воду и отделил Японию от прочей земли. «Жить вам в заточении, — сказал он, — и печать тоски всегда будет лежать на всех коленах рода твоего». Так ведь, Оками?
— Было так, — с грустью согласился японец. — Все народы стараются привязать начало жизни к своим богам, но японцы — это так — всегда носили знак фатума. Может, вы и правы…
Оками не стал противиться вопросу Пармена и поведал, как очутился в неприветливых местах.
— Мне поручили тайно добраться в Москву. Сходство с эвенками вначале выручало меня, но в аэропорту меня опознал казак из охраны, и меня принудили вернуться на стройку. Улететь не пришлось. Тогда я решил обходным путем выбраться в другой населенный пункт и попытать счастья там. Только вот заблудился. Извините…
— Я вспомнил тебя! — разулыбался Пармен. — Мы у вас чай пили! Собачонку помнишь?
— Да! Помню! Весело это было!
— Это Кронид немного развлекался, помогал собачонке смелой быть, — пояснил Пармен. — А чего ты хмуришься?
— Я виноват перед вами, — повесил голову японец.
— В чем же, божий человек? — удивился Пармен.
— Я обманул вас только что и тем вас обидел.
Оками согнулся в поклоне, постоял так и только потом продолжил исповедь:
— Товарищи велели сначала найти старейшину японской общины. Он передал мне секрет. Потом я заблудился. Простите, меня казаки не обижали в аэропорту. Я там не был. Теперь я обязан, чтобы загладить свою вину, поведать вам тайну…
— Вон как, — понял японца Пармен: Оками неспроста делал крюк по тайге и бездорожью. Нужда заставила на чужбине тайком пробираться в столицу. Чего там непонятного: притесняют бедных сирот все кому не лень. Про миллиарды забыли, про военную помощь не помнят, а древнего родства — тем более.
— Эх, свинское мы все же племя! — вздохнул Пармен. — Знаешь что, мил человек? Храни свою тайну при себе. Мы с внучком люди нелюбопытные. А помочь тебе сможем.
— Я очень вам доверяю, — будто оттаял в тепле японец.
— Чудненько.
— Японский язык — мертвый язык, — опечалился Оками.
— Бабушка надвое сказала, — чтобы не выдать теплых чувств к обездоленному японцу, проворчал Пармен. — В древних книгах сказано: пока человек истинно своей веры держится, быть чудесам превращения. От разомкнутого круга проистекает жизнь. Однажды всплывут твои острова и наш град Китеж всплывет…
— Дедушка Пармен хочет сказать, что земная жизнь — это спираль развития, — пояснил Кронид. — В четвертом измерении временные смещения возможны. У вас есть образование? — поспешил он спросить Оками — не напрасно ли он объясняет сложные вещи?
— Я окончил факультет прикладной математики университета Васэда и химический Тохоку, — гордо ответил Оками и погрустнел сразу. — Это было в другой жизни. В Японии.
— Это хорошо, — успокоил Пармен. Оками посветлел.
— Я не случайно спросил вас про образование, — продолжил Кронид. — Вам знакомо явление петля Гистерезиса?
— Разумеется! — заявил японец. — Но как вы увязываете его и возможность увидеть Японию снова?
— Пока я только уверен, что такое возможно. Смещение времени происходит часто, только мы этого не замечаем. А тут нужны особые усилия. Я пока только учусь, а дедушка Пармен часто повторяет, что надо обязательно учитывать обратный эффект, чтобы не причинить вреда живущим.
— Вот разговорился! — вмешался Пармен. — Такое малое, а уже рассуждает о делах божьих! — Он явно серчал. — Из-за молодых да ранних к нам раньше срока пришла большая вода, и никто не был готов. Вот тебе и все объяснение. Давайте-ка собираться. Нам до ночлега путь неблизкий.
Не пришлась по сердцу Пармену словоохотливость Кронида, и он ответил пристыженно:
— Простите, дедушка Пармен. Я не хотел вас обидеть, мне Оками жалко.
— Что ты, внучек, какие обиды? — явно пошучивал наставник. — Ты учишься, я тебя обучаю, за невыученный урок наказываю, считай, малую порку ты получил. Как бы тебе ни было жалко обиженного, никогда не бери на себя больше положенного, ибо надежда — это резерв души, уверенность Ч же — результат сомнений.
Улучив момент, Оками сказал Крониду:
— Строгий дедушка, но очень справедливый.
— Он очень добрый, — ответил Кронид.
До ночлега они добирались почти не переговариваясь. Лишь когда горячая похлебка размягчила натруженные мышцы, а свеженарубленньш лапник принял на отдых усталые тела, Пармен спросил лежащего рядом Кронида:
— Скажи-ка мне, Кронидушка, можно ли повернуть течение реки?
Кронид раздумывал перед ответом, и Пармен поторопил:
— Ничего не выдумывай, ответь, как сердце велит.
— Можно, — решил Кронид, — с божьей помощью.
— И как это получается?
— Я не пробовал, — простодушно отвечал Кронид. — Я думаю, нужно иметь особые причины, чтобы просить Всевышнего.
— И какие такие особые причины?
— Помнишь, дедушка, когда ты в Зоне замерз? — для начала спросил Кронид.
— А это тут зачем? — не уловил его мысль Пармен.
— Мне тебя жалко стало, и я просил Ория о тепле. И замечаю с тех пор, как зимы стали мягче, тепла больше.
Старик ойкнул от неожиданности, и Оками передался неприятный страх от близости рока.