Набат-2
Шрифт:
Фонарик идущего он обнаружил издалека. Ход был прямым и сухим, не журчала вода, человек двигался неторопливо. До заряда ему оставалось от силы двадцать шагов, идущему навстречу — шагов сорок. Очутившись первым в нужной точке, Судских ощупал стены. Они были ровными, без углублений. Где именно располагался заряд, он не нашел и приготовился ждать пришельца.
Он подошел почти вплотную к Судских, фонариком осветил бумагу в руке, видимо, такую же карт. Судских увидел его лицо, оно показалось знакомым: не иначе из ближайшего окружения Воливача. Сверившись с картой, человек двинулся дальше.
Судских соображал,
Не к случаю в голову лезли игривые мысли.
Человек осветил фонариком стену, нашел дверь и скрылся за ней. Там бомба, тут и решение проблемы. Пройдя осторожно к приоткрытой двери, он наблюдал, как человек неторопливо включает сферу, потом степенно и с любовью оглаживает ее, словно головку любимого дитяти. Или Страдивари прямо, создавший новую скрипку на радость людям…
«Лемтюгов!!! — разглядел человека Судских. — Ах ты, старая плесень…» — затаился Судских, дожидаясь, когда Лем- тюгов выйдет за дверь.
«А чего мне дожидаться его?» — разозлился Судских и, едва Лемтюгов отворил дверь пошире, ошарашил его обратным ударом. Лемтюгов охнул и свалился на месте.
Первое желание было взять шнурок из рюкзака и передавить шею Лемтюгова, пока он дух не испустит. Никогда такого не делал. А кто делал? В таком положении только и просыпается ненависть. Остановился. Втащил Лемтюгова внутрь, его брючным ремнем связал ему ноги, а шнурком рюкзака — руки, усадив у стены. Потом как заведенный перекусил три проводка к таймеру, вырвал трубку и извлек шарик.
Вот црошли пять смертей, идет последняя.
— Гад! Ты что делаешь? — услышал он голос Лемтюгова, будто он гробил дело его жизни. — Ты как сюда попал?
— С божьим духом, — кратко ответил Судских, не тратя времени на досужие разговоры. — Помалкивай, я с тобой позже разбираться буду.
Обшарив наряд Лемтюгова, он обнаружил у него внушительную связку ключей, проверил на нем узлы и вышел, заперев дверь на ключ. Пусть пока отсиживается. Пока…
После встречи с Лемтюговым у него выработался план новых действий. Прежде всего он уничтожит заряд А, обезвредит все типа В и только потом займется остальными. Часы показывали восьмой час утра. Почти сутки он на ногах. Воливач хватится Лемтюгова часа через три, забьет тревогу, и таймер его планов станет отсчитывать секунды, время уплотнится, он приведет в действие заряды Б и В.
«Пора поднимать Бехтеренко», — решил он.
Добравшись до ближайшего люка наверх, он по мобильнику связался с ним.
— Святослав Павлович, срочно встречаемся на шестой позиции. Срочно! — И отключился.
За отпущенное до встречи время он добрался до последнего заряда А, управился с ним, по пути прошел через стену, и опять скрип минрепа сопровождал его. Теперь это был скрежет. Сказывалась усталость, тошнило, но время не ждало, и он торопил себя через силу.
В точку встречи на Моховой он добрался первым. Вылез из люка и задышал, как загнанная собака. Канализационный люк выходил во двор заброшенного дома под снос, арочный проход соединял двор с улицей.
Джип УСИ въехал во двор танком. Высыпалась вся группа.
— Так, ребята, — накоротко вел разговор Судских. — Ситуация осложнилась, пора действовать с опережением.
Он
— Начинайте все разом ровно в девять тридцать. Будьте готовы к сопротивлению. — И собирался снова нырнуть в люк, но придержал Бехтеренко.
— Игорь Петрович, плоховато выглядишь, — посочувствовал он, — Серый весь… Да ты и поседел разом!
— Потом о болячках, сейчас времени нету. С Богом! — И исчез в люке.
Так уж нужна была она? В спешке он просчитался и обнаружил седьмой заряд А на свету, когда показывал Бехтеренко маршруты и остальные заряды. Вот он божий посланник, а нисколько не отличается от своих собратьев — забывчив, стыдлив, устает, блудит… А не привиделось ли ему все во сне и только особые обстоятельства включили в нем аварийные механизмы, заставили пойти на экстремальные шаги? Тогда как же способность проходить сквозь стены?
Об этом он подумал с болью, ощущая на коже мучительный зуд. Превозмогая себя, он уложился во времени и в девять двадцать перекусывал последние три проводка.
Шарик вырывал с наслаждением.
Ход, где он покончил с последним A-зарядом, был отличен от всех предыдущих. Вообще все ходы с такими зарядами были сухими, без следов запустения, выглядели так, будто пользовались ими регулярно. Однако он никого больше не встретил в этих ходах, но чуяло его сердце, что скрытые помещения обитаемы. В одном месте он наткнулся на заурядную казарму с двухъярусными койками. Получалось, она принимала 54 человека, почти три взвода…
Последнего хода на карте не было. Через каждые сто метров его перегораживали металлические решетки. Без ключей Лемтюгова ему пришлось туго, казалось, тело изодрано в клочья, и перед каждой решеткой он заставлял себя одолеть се.
Все. Конец мучениям, пора выходить на поверхность, так обрыдло хождение в клоаке, а способность проходить сквозь стены уже не привлекала больше, будто снимал с себя слой за слоем своего естества.
Что заставило его вернуться?
В том месте, где он расправился с последним зарядом, его внимание привлекла старая дубовая дверь с выжженным знаком ариев. Его влекло за эту дверь, но он так чертовски устал, оставил на потом этот ход. Как-нибудь потом, когда улягутся толкотня и разборки за право диктовать условия России. И все же нопгпривели его к этой двери. Он стоял перед ней, собираясь с духом преодолеть ее. Чисто случайно он потянул кольцо на двери, и та открылась, притом без всяких затруднений.
Сразу за дверью начинался спуск по каменным ступеням. Судских насчитал тридцать шесть довольно крутых ступеней. В свете фонарика он различил впереди лаз, где идти можно было согнувшись. Метров через тридцать лаз кончился, упираясь в каменную стену, направо и налево вели двери, а на стене приклеена бумажка с задорным текстом: «Направо пойдешь — смерть найдешь, налево пойдешь — совсем пропа-деть, прямо пойдешь — совсем не придешь. Давай, если ты такой крутой». Записке от силы год, писал ее человек современный, дыхание веков явно не ощущалось. Судских открыл левую металлическую дверь и прямо перед собой увидел электрощит. Судя по обилию проводов, идущих на щит сверху, он питал внушительный энергообъект. Ясно: объект Воливача, его почерк.