Набат-3

Гера Александр Иванович

— Так мы и думали, господин Триф. Спасибо вам за i помощь.

— Я полагаю, если Интерпол занялся расследованием, \ будет такая возможность вернуть мои деньги? — рискнул узнать Илья. — С учетом моей помощи...

— У меня такой надежды нет, — прямо ответил хозяин •! кабинета. — Афера проведена па высоком уровне, без уча­стия российских секретных служб тут пе обошлось, и ма- | фия не проглядывается. Мы думаем, разрешение на опс- ; рашпо дал очень высокопоставленный государственный чиновник. Фальшивые купюры предназначались для при­манки клиентов, для убедительности их предъявляли вклал- чикам, а

настоящие деньги в размере девятисот шестидс- I сяти миллионов долларов вполне легально вернулись в Россию из карманов обманутых вкладчиков. Интерпол ин- | тересует эта афера постольку', поскольку в пей фигуриру- j юг фальшивые купюры. И только.

— Но ведь это чужие деньги! — возмутился Илья Триф. — У них есть настоящие хозяева, и российское •правитель­ство обязано вернуть деньги их законным владельцам с i помощью Интерпола!

— Может быть, — впервые улыбнулся хозяин кабине­та. — А вы сможете доказать, что честно заработали эти деньги? Я думаю, вы не отважитесь на подобный шаг. Очень i рискованно. Еще никто из собравшихся у банка не обра­тился в полицию. Заявляйте, господин Триф, готовы по­мочь ответной услугой.

Илья рассеянно и невпопад кивнул. Но не до такой же степени раскисать, чтобы насмехался над ним эгогсышик!

— Бизнес — штука гоикая, — взял он себя о руки и изобразил на липе мудрую усмешку. — Я вернусь в Рос­сию и возмешу потерю.

— Разумеется! — ободрил и одобрил хозяин кабинета. — Только и России осталось пока золотое дно. Однако не за­бывайте о новой опасности.

— Больше не попадусь, — уверил 'Гриф.

— Я не о том, — глядел насмешливо интерполовеп. — Помните четырнадцатый параграф соглашения?

— Не помню. Вроде о возможности опциона?

— Абсолютно верно. В этой графе вместе со многими другими вы указывали счета в других банках, куда можно перечислить-причитающиеся вам суммы. Многие ваши дру­зья по несчастью очень обстоятельно сделали .это. Геиерь ва­шими тайнами располагают российские секретные службы.

— Вы так считаете? — Ужас подкрадывался к Илье.

— Определенно, — сказал из-за спины другой иптер- половец, приведший Трифа, на чистом русском языке. — Пока вы мудрили с шестерными играми, опытный префе­рансист сыграл чистый мизер.

3-16

Есть у доброй Надежды противная сестра — Злоба. Ког­да больше нечего надеяться на первую, обращаются ко второй ееслре.

Евреи — народ терпеливый, украденное у них оплаки­вают, по не до такой степени, чтобы озлобиться напрочь. К сожалению, среди компании, поддавшейся на хитроум­ную операцию Воливача и Судских, оказались двое, и не евреев, кло отнятое у них считал своей собственностью, и хотя сами украли это у других, но не видели в этом повода для кровной мести.

Кто не хаживал за Моисеем по пескам, тот не ведает, сколь ничтожный песок в жизни деньги, и лишать себя из-за их отсутствия покоя — зряшное дело. Можно зара­ботать деньги, умно выманить у других, украсть можно, было бы здоровье.

Эти двое не являлись русскими, кстати, некая смесь, из ближнего окружения президента, может быть, из даль­ней родни. Эти двое — подруга имиджмейкерши прези­дента и братен подруги. Обули их на двести тысяч баксов. Запасных лабазов они не завели

и лишились многого. 11адо понимать их отчаяние, и все же это не повод от сестрицы Надежды перебегать за помощью к Злобе, не они зачин­щики: с их подсказки госложа имиджмейкерша переправ­ляла ввиду наступающих холодов свой зеленый «лимон» в Швецию. Вот это уже швах дело, это уже ярость — как можно посягнуть па собственность принцессы, как мож­но обобрать государственно озабоченную женщину?

Миллион долларов не иголка, и озабоченные мужчи­ны из ближайшего окружения папаши принялись выяс­нять, кто же это такой умный нашелся, кто бесцеремонно провел чуть ли не антигосударственное карапчи?

Веревочка вилась коротко и привела к Воливачу и Суд­ских. Никто из наушников не рискнул самолично подвер­гнуть наказанию двух ослушников, президенту' лишь на­меками на беспредел в органах. Президент стал глух на ухо и просил говорить громче. Громче никто не рискнул опять же, тогда разгневанная госпожа имиджмейкерша назвала имя Воливача во весь голос. 0lb>ычно она" любила оста­ваться в тени, тихо приворовывала, где сумерки, а шашни вовсе вела в потемках. Не обладая статью царицы Екате­рины, она умудрилась заводить любовников из первых рыжих красавцев, не имея царской хватки, хотела слыть богатейшей и знатнейшей. Л устраивать визг в папиной опочивальне умела знатно, до самой ноты си в пятой ок­таве. Выживший из ума папаша больше всего не любил этот визг и мельтешение перед глазами, раздражающее сетчатку глаза и слизистую оболочку желудка, из-за чего случаются кровоточащие язвы. Ему до чертиков надоело мельтешение, надоели просители и наушники, отчего он поглупел и хотел только умереть спокойно. И не мог. Не давалось ему разрешения предстать перед Божьим престо­лом, будто Всевышний покарал его долгим умиранием, чтобы запечатлел он в сознании порожденное им безобра­зие перед сошествием в самые нижние ярусы ада.

Наблюдая за сказанием своего чада, некрасивого и пло­тоядного, он покорно выслушивал потоки злобы на все и всех. Что не дадено ей стати и тела красавицы. Что се любовники наживают богатства за ночь утех с ней, а по­том смеются в открытую. Что обманывают се везде, те­перь вот и органы вынули из сс кармана миллион. Что некому защитить сс от произвола, а папаша, старый пень, наивно считает, будто бы держит бразды правления дер­жавы прочно, а его всерьез никто не принимает. Л поэто­му страдает она, единственная и первая — имиджмейкер­ша, магесса, принцесса и вообще папесса.

И слезы.

Они прокапывали душу отца до самого дна, а лежи он на половичке — и половичок бы напитался сыростью, чего с детства не любил папаня. Именно влажного половичка. Он мочился под себя в детстве, и мать, спасая от порчи простыни, стелила ему половичок на кровать.

— Ну, хорошо... Хорошо! — подняв руки, рявкнул отец. Это стоило ему больших усилий, и он замолчал надолго. Очень трудно восстанавливался мыслительный процесс, еше хуже речевой аппарат. — Я... велю... органам... разоб­раться.

— Кому ты чего скажешь, если сам Воливач украл у меня эти деньги! — топнуло нетерпеливое чадо ногой. — Должен Совет Безопасности разобраться с ним! А ты пока расчухаешься — год пройдет, я сама велю разобраться!

— Тогда... шта... зачем я... тебе?

— Никому ты не нужен, кроме пас! Я всегда тебе гово­рила, нужно опираться на ссмыо, а ты не слушал, строил из себя мудрого политика, да над тобой давно смеются в открытую! — налило мелкой дробью чадо по ушам, и было больно.