Набат-3
Шрифт:
— Когда разыгрывался этот партийный спектакль, — носче раздумий продолжил Воливач, — я сразу понял этот дешевенький сценарий. Надо бы промолчать, а душа не терпела. Я же как борзая. Давил этих сук, маскирующихся под идейных, и давить буду. Боря — один из них и свое партийное задание мог выполнить отлично, только вот семейка и ближайшее окружение хотели видеть его пожизненным императором, чего простить товарищи по партии Ельцину не могли. До народа и Ельцину, и коммунякам дела нет, а кары народной и коммуняки, и
«Боже мой! — изумлялся Судских, слушая Воливача. — Как на него повлиял сдвиг по времени, напрочь изменился старик. Был вполне лояльным дчя тех и других, стал и тем и этим непримиримым врагом. Чудесны дела Господни!»
— И обиднее всего, Игорь, что любые наши с тобой дела направлены против своих же. С кем воюем? Со своим народом?
— В семье не без урода, — откликнулся Судских, стараясь смягчить огорчение Воливача.
— Да брось ты! — более того огорчился Воливач. — У нас всс уроды, а честным на Руси никогда жить не давали. Что мы за нация такая!
— Я себя к бесчестным не отношу, вас тем более, — жестче прекословил Судских. — И Лсб^а^с^щю человеком чести, и своего зама Бехтеренко, на своих положиться могу:
— Благодаря мне это островок нормальных людей, — заметил не без укора Воливач. — Это я тебе чуть ли не тепличные условия создал,
— Чего ж тогда кручинитесь, что не осталось чести на Руси?
— А я всегда кручинюсь, — мирно ответил Воливач. — Много времени на борьбу с ветряными мельницами уходит. Ладно, оставим и давай-ка встречный ход сделаем. Не поддадимся им.
Судских сразу понял, что значит не поддаваться по Воливачу.
— Не получится, Виктор Вилорович. Не так много у нас сил, чтобы пресечь в корне грядущую опасность. Из октябрьского протеста буПТ сделать не позволим, а на большее пока не замахиваюсь. Долгая работа.
— Плохо ты меня знаешь, — угрюмо возразил Воливач. — Я не идейный, я русский^ Коммунистов в задницу, а комму!шстичсское общество — русским.
— Занятно, — будто пробовал на вкус сентенцию Воливача Судских. — Вы уж расшифруйте.
— А чего непонятного? Слова есть мудрые, не помню чьи: следуй себе изо дня в день, тогда каждый поверит тебе. Я пе антисемит, не коммунист, я нормальный. Помнишь, аппендицит мне вырезали в русском госпитале? Так вот, руководил им некто Толмачев, откровенная сука. Пришел к нему уникальный специалист, хирург Божьим именем, он меня и оперировал. Лапочка! Я даже не поверил, что мне операцию сделали, усомнился. Олег Луие- вич. И что ты думаешь? Этот Толмачев решил извести Луцевича, больно хорош для него, о больных даже не подумал. Так
Семенович Бронштейн. Чуешь? А он за два года из скромненькой больницы сделал лечебный центр международного класса, из-за границы едут лечиться. Вот тебе и разница между евреем и русским. Нет для меня такого деления, а есть мастера, таланты, Ивановы и Бронштейны, и есть толмачевы и шифрины, бездари и завистники.
«Что сделалось с Воливачом! — восхитился Судских. — Вот он глас Божий! Видать, приспело время воздать кесарям по заслугам и богам по Писанию!»
— Так что мы сделаем? — напомнил с улыбкой Судских.
— Ты сказал, что ни один из четверки кандидатов не даст России блага, а вот джокера не учел. В закрученных играх без него не обойтись, это не шестерячок в пиках.
— Я так и предполагал, — согласился Судских, попи- маюшс заглянув в глаза Воливачу. — И кто он?
— Правильно предполагал, — не отвел взгляда Воливач, но имени не назвал. — Пока наша задача — сохранить боеспособной твою дивизию. Не для войны — для пресечения ее.
— Кормить нечем, — вздохнул Судских, охотно переведя разговор на другую тему. — За счет создания милицейских частей нам урезали пайки, довольствие, зарплату третий месяц не получаю. Давят, Виктор Вилорович.
— Господи! — взмолился Воливач. — Верхушка не думает об элитных частях. Ментов укрепляют, а ты хоть пропали!
— Именно, — поддакнул Судских. — Раньше переманивали на свою сторону посулами, теперь ждут, пока вымрем сами.
— >1 им вымру! — сказал и чертыхнулся Воливач. Он еще раз внимательно посмотрел на Судских и спросил: — Слушай, Игорь Петрович, а не пора ли тебе самому подсуетиться?
— То есть? — захотел услышать от шефа конкретики Судских.
— а то. что в решительный час можем остаться ни с чем. Ментам нее едино, кого молотить палками, кто кормит, тому и служат. А твои ребята служат России, и только ей, и в любую погоду. Л сели их не кормить, они автомат в руках не удержат.
— У тебя дивизия, у меня дивизия, — задумчиво сказал Судских. Воливач его слова понял по-своему.
— Значит, уразумел, — сказал и налил себе боржоми шеф. Вьтпил залпом и продолжил: -- Слушай. Сейчас банкиры и фирмачи любыми путями стараются сплавить наворованное за бугор, твои и мои оперативки говорят об этом. Бегут шестерки, тузы к этому готовы. Нанта задача не просто вернуть в Россию награбленное — это задача максимум, а минимум — накормить наших ребят. План есть. Поддержи ни»?