Набат. Книга вторая. Агатовый перстень

Шевердин Михаил Иванович

— Я сказал вам, товарищ военком, что имею своё за­дание, — перебил Файзи таким тоном, что доктор поду­мал: «Ого, в Файзи старый подпольщик заговорил!»

— Нет, нет, — поспешно отозвался Амирджанов и вы­тер масляные губы тыльной стороной руки, — я ничего не говорю... несмотря на ваше неправильное отношение, не­смотря ни на что, я решил ехать с вами, с вашим отря­дом... Нет, нет, я не стану мешать вам. Вы остаетесь ко­мандиром... — Это прозвучало свысока и снисходительно. Затем, посмотрев выразительно на доктора, он, нарочно растягивая слова, добавил: — Я сейчас послал джигитов своих в Пенджикент

и передал с ними письма: раз вы, товарищ Файзи, не желаете ехать в Самарканд, я еду с вами.

— Ихтиорынгыз! — ответил Файзи, что можно пере­вести так: «Воля ваша!» или «Как хотите!»

— Мы будем рады, если вы нам поможете уважа­емым советом и вашим достопочтенным опытом.

Неизвестно, как понял это заявление Амирджанов, но на слух доктора оно прозвучало иронически.

— Только мне нужно быть в курсе дела. Изложите цели вашего похода.

Файзи смотрел на Амирджанова. Амирджанов изучал лицо Файзи. Оба молчали.

Неловкое молчание прервал Алаярбек Даниарбек. Вытирая масляные пальцы о голенища своих сапог, он с приятной улыбкой сказал Амирджанову:

— Товарищ Амирджанов, не поедете ли вы со мной на базар в Магиан?

— А? Что? Какой базар?

— Там, я слышал сегодня резали барана... Восхити­тельная баранина, се...

— Что вы здесь сидите?! — грубо сказал Амирджа­нов. — Здесь не нужны джигиты-переводчики, когда об­суждаются такие вопросы! Убирайтесь!

По тому, как сразу почернело лицо Алаярбека Даниарбека, доктор сразу понял, что надвигается гроза. Алаярбек Даниарбек скроил наивнейшую улыбочку и проговорил наставительно:

— Ах, вы, безусловно, правы, в политике вы муд­рец... Если ты, друг, держишь руку над норой, думай о змее, если рвёшь розы, думай о шипах. Тайну не сообщай другу, у друга есть друг. Думай о друге друга... — И ещё простодушнее добавил: — А вы всё-таки не поедете на базар?

— Нет, — отрезал Амирджанов и снова обратился к Файзи: — А всё же когда мы выступаем?

— Когда вернётся из разведки с озера Искандер-Куль мой заместитель Юнус Нуриддин, — любезно отве­тил Файзи. В глазах его прыгали лукавые огоньки.

— А! И он здесь!

То ли показалось доктору, но при имени Юнуса по круглому красному лицу Амриджанова скользнула тень.

Всё утро Амирджанов не отходил от Файзи, и доктор уже отчаялся, что ему удастся поделиться с командиром добровольческого отряда своими сомнениями.

Около полудня вдруг Файзи отдал приказ выступать. В лагере сразу же поднялась суета.

— Вы же сказали, — едва выдавливая от ярости из себя слова, проговорил Амирджанов, — что решили ждать... этого... Этого Юнуса... когда он вернётся из разведки!

— Я передумал... — спокойно заметил Файзи.

— Но... но это непоследовательно, это...

— Юнус догонит нас на перевале. А в случае чего, если кто-нибудь поедет за нами, Юнус предупредит нас вовремя.

Помогая Алаярбеку Даниарбеку седлать коней, Пётр Иванович недоумевал: «Действительно. С чего бы это такая спешка? Утром одно, в полдень другое».

Впрочем, он вспомнил, что к Файзи после завтрака подходил какой-то запылённый усталый горец и сказал ему на ухо несколько слов.

«Очевидно, — думал Пётр Иванович, — он сообщил Файзи что-то важное». Когда они уже

пустились в путь, не выдержав, он рассказал Алаярбеку Даниарбеку о встрече Амирджанова с какими-то людьми в магианском дворике.

Алаярбек Даниарбек позеленел:

– Басмачи! То были басмачи, — зашипел он. — Этот Амирджанов с кривыми мыслями. Басмач!

— Он военком... и вдруг басмач! —усомнился Пётр Иванович. — Ну, уж вы сразу возведёте такое обвинение... Ведет он себя, конечно... Думаю, что тут замешаны джадиды... хотят помешать Файзи.

— Та же пища, та же чашка, — что джадид, что басмач — одно и то же, — вдруг проговорил Алаярбек Даниарбек с такой злостью, что Пётр Иванович с удив­лением глянул на него.

— Как бы мне поговорить с Файзи без этого... гос­подина.

— Сейчас, — проговорил Алаярбек Даниарбек. Он погнал своего Белка вперёд, втиснулся между гранит­ной стенкой и Амирджановым, так что у того, конь за­храпев от ужаса, начал перебирать ногами на самом краю узенькой тропинки и остановился.

— Проклятие тебе на голову, Белок, куда тебя дивы понесли, — кричал Алаярбек Даниарбек. — Ох, ох!.. Трижды ты дурак: тебе скажи — сними шапку, а ты и голову снимешь. Ты же меня чуть не погубил. Опять вперед полез. Чуть начальника в пропасть не столкнул. Уважаемый Амирджанов, у вас подпруга на ниточ­ке держится, ещё мгновение — и вы свалитесь вниз, распрощавшись с драгоценным даром, именуемым жизнью.

Побледнев, Амирджанов замер в седле, боясь даже глянуть вниз, где в четырехстах футах — под откосом — виднелись крыши домиков и зеленеющие верхушки ве­тел. Алаярбек Даниарбек с поразительной предупредительностью соскочил с Белка и повёл под уздцы коня Амирджанова. Выведя его на небольшую площадку, он махнул рукой доктору, дескать, проезжайте спокойно, а сам, приговаривая: «Какие теперь скверные подпруги делают... Да вы не беспокойтесь... Не слезайте, товарищ Амирджанов, я и так вам поправлю, подтяну», — принялся, кряхтя и пыхтя, перевязывать и натягивать подпругу. И доктор, и десятка два бойцов проехали мимо, а Алаярбек Даниарбек всё ещё возился с подпругой, проклиная всех шорников мира и, в частности, самар­кандских. И всё большей выразительностью отличались его проклятия, хотя шорники совсем их не заслужили ибо подпруга на коне Амирджанова отличалась добро­тной и даже изящной выделкой и вообще была в полном порядке.

Файзи ещё более помрачнел, когда выслушал со­мнения и предположения доктора. К сожалению, ничего определенного сказать он не мог. Амирджанов имел при себе очень крепкие мандаты и письма. А назначение военным комиссаром в Самаркандскую область он по­лучил после демобилизации из Красной Армии «по состоянию здоровья». Нет, трудно что-нибудь сказать. Сомнения мучили Файзи. С тревогой и горечью погля­дывал он на высившиеся скалы и вершины. В таком месте пропасть можно ни за грош. Мучился Файзи страш­но: отряд у него в триста пять сабель! И каких сабель! Бойцы у него — пролетарии испытанные, не знающие страха. И вдруг? Обидно, что такой случай произошел в самом начале похода. Вернуться нельзя, ведь коман­дование рассчитывает на него, Файзи. Дела там в тылу у Энвера предстоят ответственнейшие. Что делать, что делать? Идти вперёд — неразумно. Вернуться — не­возможно.