Раненый замолк. Он долго дышал — глубоко, тяжело. Затем хрипло сказал:
— Спросите, доктор, а как российский аристократ попал в кочевье, да ещё сыном покойного вождя... Но это хитрая механика. Буду живой — рас-скажу.
Он скрипнул зубами от боли.
— Угораздило же меня нарваться
сегодня на пули... От таких ран выживают редко. Много я видел ран, сам понимаю... Но ведь я пришёл домой. Пусть долгим, кружным путём... Пусть я застрял, но я не мог смотреть сложа руки... Я не могу спокойно... когда кругом борьба, драка, когда я вижу, что все эти Керзоры, Энверы, Ибрагимы лезут с ножами. И я ввязался в драку... Думал, сделаю дело, а уж потом... И вот... Обидно будет подохнуть в этой дыре... После всего... После всех этих чудес. Нет, нет... Я ещё попаду в Москву... Я ещё попаду к Ленину... И я скажу! «Владимир Ильич! Имею честь явиться... Я задержался немного, но дело сделал...» Слушайте же, доктор. Человек — удивительное сочетание-смешение ангела со зверем. Если склонишься к зверю — превратишься в скотину, если склонишься к ангелу, простите за несколько архаическую формулировку, станешь настоящим человеком. Да... на чём я остановился?.. Да, так вот слушайте... у меня есть, что рассказать... есть кое-что полезное и для большевиков... Я сидел там в горах... с экзотическими названиями... Кухе Лелезар... Тюльпановых лугах... Да, я превратился в великого вождя и чувствовал себя, как ни странно, неплохо. Религия? Ислам? Мои кочевники не очень радели об исламе, об аллахе, о бейтуллахраме — мекканском храме и каабе... Нет, вольные как птицы, они скакали на своих конях, целовали жен и наложниц, стреляли во врагов. И я, российский аристократ,
образованнейшая личность, скакал на коне, обнихмал пахнувших кислым молоком, но очаровательных гурий и стрелял в... Да... я был великим вождём. Сколько я неприятностей причинял господам британцам, клянусь честью русского офицера... Сколько неприятностей. Поработал я на славу. Сколько? Долго!.. Какая сеть агентуры... Как водил за нос матёрых британских разведчиков лоуренсов и лоуренсиков... Издевался... Какие планы! Губернаторы провинций ползали на брюхе... Шах, сам шахиншах почтительно жал вот эту руку... От топота нашей конницы тряслись стены Тегерана. А там, в Петербурге, в послужной список вписывали ордена, благодарности, чины...
И вдруг — революция... Ленин... большевики... Боже мой... Всё рухнуло: тридцать лет трудов, чины, имения, ордена. Тридцать лет жизни... тридцать лет работы на разведку. И тогда, только тогда подобрали ко мне ключи англичане... попытались подобрать... Они ждали, возлагали надежды... а я прислушивался, что делается в нашей России... Всегда готов был отдать душу за Россию... Мечта о тебе, Россия, всюду со мной... Глубокое море не замутится от одного камня, мудрец, который стал бы сердиться — мелкая вода... Россия без большевиков, с большевиками — всё равно Россия! Ужасно недоумевал, что делается в России, сыпал проклятия... но любил... Тянулся домой. Потом плюнул на всё: на шатры, дворец, власть, славу — и ушёл... Ушёл? Куда? В Россию, к Ленину... Я понял: правда у него! Правое дело... Хочу отдать Родине всё, что знаю... Пусть Советы, большевики, но... Россия... Родина.