Набат
Шрифт:
— О, а вот это понравится тебе больше всего! — воскликнул он. — Бревна по нижнему краю пропитаны калийной солью, они будут гореть фиолетовым. Над ними хлорид кальция — синий огонь, и так далее, по всем цветам спектра! — Он указал на черную мантию, которую охранники силком натянули на Роуэна. — А мантия пропитана хлоридом стронция, он даст темно-красный огонь. Будет круче, чем новогодний фейерверк!
— Ух ты, здорово, спасибо, — без всякого воодушевления отреагировал Роуэн. — Какая жалость, что я не смогу на это полюбоваться.
— Еще как сможешь! —
Тут он умолк, наконец сообразив, что Роуэну совсем не обязательно знать эти подробности. Кляп сгорит быстро, что позволит публике слушать крики казнимого, но это совсем не тот аксессуар, который вызвал бы у стоящего на костре всплеск энтузиазма. Роуэн даже порадовался, что ему не предложили последнюю трапезу. Вряд ли он смог бы удержать ее в себе — до того ему было тошно.
За спиной техника возникла серп Рэнд. Уж лучше общаться с ней, чем выслушивать детальное описание великолепного костра.
— Ты здесь не для того, чтобы с ним разговаривать! — рявкнула Рэнд технику.
Тот немедленно поджал хвост, как обруганный щенок.
— Да, ваша честь. Простите, ваша честь.
— Дай сюда кляп и проваливай.
— Да, серп Рэнд. Еще раз простите. В общем, он готов. — Техник показал большой палец, Рэнд выхватила у него кляп, и техник, втянув голову в плечи, ретировался.
— Долго еще? — спросил Роуэн.
— Вот-вот начнется, — ответила Рэнд. — Еще пара речей, и вперед.
Роуэн обнаружил, что у него уже нет сил на светскую болтовню.
— Будешь смотреть, — спросил он, — или отвернешься?
Он и сам не знал почему, но это было для него важно.
Рэнд не ответила на его вопрос. Вместо этого она сказала:
— Мне не жаль, что ты умрешь, Роуэн. Но меня бесит, что все происходит именно так. Честно говоря, мне просто хочется, чтобы это поскорее закончилось.
— Мне тоже, — сказал он. — Я пытаюсь понять, что лучше: знать о том, что предстоит, или не знать. — Он помолчал. — Тайгер знал?
Она отшатнулась.
— Я не позволю тебе морочить мне голову, Роуэн! Обойдемся без этих твоих игр.
— Никаких игр, — ответил он честно. — Я просто хочу знать. Ты сказала ему, что происходит, перед тем как забрала у него тело? Дала ему хоть несколько мгновений, чтобы он примирился с этой мыслью?
— Нет, — проговорила она. — Он ничего не понимал. Он думал, что его вот-вот посвятят в серпы. А потом мы его усыпили, вот и всё.
Роуэн кивнул.
— Что-то вроде смерти во сне.
— Что?
— Говорят, все смертные желали себе такого ухода. Во сне, мирно, ничего не осознавая. Наверное, в этом есть смысл.
Похоже, он сказал слишком много, потому что Рэнд заткнула ему рот кляпом и затянула завязки.
— Как только огонь до тебя доберется, постарайся
И ушла не оглядываясь.
Айн не могла выбросить из головы образ Роуэна Дамиша. Она и прежде видела его в обездвиженном состоянии — связанным, спутанным, скованным, зафиксированным множеством разных способов. Но сейчас он был другим. Не дерзил и не бросал вызов. Он сдался. Он больше не выглядел изощренной машиной для убийства, в которую его превратил Годдард. Он выглядел тем, кем и был на самом деле, — испуганным мальчиком, попробовавшим прыгнуть выше головы и проигравшим.
«Что ж, он это заслужил, — повторяла себе Айн. — Как аукнется, так и откликнется — кажется, так говорили в смертные времена?»
Когда она вышла на поле, по стадиону прошел порыв ветра, всколыхнув ее мантию. К этому моменту трибуны уже почти заполнились. Больше тысячи серпов и тридцать тысяч граждан. Полный аншлаг.
Рэнд села рядом с Годдардом и его помощниками. Константин ни за что не пропустил бы прополку Роуэна Дамиша, но он явно испытывал от действа не больше удовольствия, чем Айн.
— Как настроение, Константин, бодрое? — поинтересовался Годдард с очевидно провокационными целями.
— Я признаю значимость этого мероприятия для сплочения и демонстрации миру единения Северной Мерики, — отозвался тот. — Это событие — часть мощной стратегии, и оно с большой вероятностью станет поворотным моментом в истории серпов.
Лестный отзыв, но не ответ на вопрос. Идеально дипломатичная реакция. Впрочем, как Айн и предполагала, Годдард пропустил всю дипломатию мимо ушей, ухватившись лишь за явное неодобрение со стороны Константина.
— Вы просто само постоянство, — сказал Годдард. — Как физическая константа. Константин Постоянный. Полагаю, вы войдете в историю под этим именем.
— Бывают качества и похуже, — ответил тот.
— Вы хотя бы распространили персональные приглашения среди наших «друзей» в Техасе? — спросил Годдард.
— Да. Они не ответили.
— Я этого и ожидал. Какая жалость — мне бы очень хотелось, чтобы они увидели семью, из которой сами себя исключили.
В планах мероприятия значились речи остальных четырех Верховных Клинков Северной Мерики. Каждая была выверена до последней запятой с целью донести именно те мысли, которые хотел донести Годдард.
Хаммерстайн, Верховный Клинок Востмерики произнесет слова скорби в память о душах, загубленных на Твердыне, и о несчастных серпах, чьи жизни столь жестоко оборвал серп Люцифер.
Пикфорд, Верховный Клинок Западмерики, воспоет единство Северной Мерики и союз пяти из шести ее коллегий, сделавший жизнь всех и каждого лучше.
Тисок, Верховный Клинок Мекситеки, напомнит об Эпохе Смертности, о том, как далеко продвинулось с тех пор человечество, и донесет завуалированное предупреждение всем остальным коллегиям, что отказ от объединения с Годдардом может вернуть всех в мрачные старые времена.