Набег
Шрифт:
– Приезжай, - пригласил Николай.
– Приедешь...
– горько посетовал Листухин.
– Голова кругом. Все по-новому. Раньше торгуешь с рук - спекуляция. Привлекаем. В колхозе не
желаешь трудиться - тунеядец. Привлекаем. Властям поперек идешь
приструним. А ныне кто во что горазд. К примеру, тебя взять. Пасешь на
лесхозной земле. Привлекать? Земля-то лесхозная, трава, речка. Надо бы
привлекать, а тебя беречь требуют. А ты к зиме миллион огребешь.
Николай
– Люди набрешут. Концы бы с концами свесть. Колхоз мне сам навязал
этих бычков, дохлину. Они дышали через раз.
Но Листухин его не слушал и, поднимаясь, повторил прежнее:
– Возьми ружье. И стереги. Чуть чего, стреляй. Разрешается.
Черный мотоцикл участкового резво взял с места и покатил. Николай
постоял у дороги, пока не смолк гул мотора, а потом пошел к своему жилью.
Землянка была выкопана на пригорке, под раскидистой вербою. Чуть не
в человеческий рост она уходила в землю; стены обложены сухим камышом,
им же - накрыто. У стен - два топчана. Под одним из них, в брезентовом
грубом мешке, туго запеленутое, лежало ружье. Николай достал его, повесил
у входа, на гвоздь.
Солнце между тем поднялось высоко, к полудню. От близкого колка
показался гурт. Скотина не торопясь брела к водопою. Перегнав ее, проскакал к речке всадник и, сбросив одежду, кинулся в воду.
Речка была невеликой, с песчаной отмелью на этом берегу, с глубиною и
камышами - на том. Туда и поплыл купальщик. И скоро донесся крик:
– Деда, ведро неси!
Николай поспешил к берегу. От камышей, с той стороны, летели друг за
дружкою раки, шлепаясь на берег и в воду, на песчаную отмель. Внук нырял
и нырял, шаря в камышах.
– Будет!
– сказал Николай.
– Полведра уже. Вылазь, Артур!
– и стал
подворачивать скотину к базу, где за жердевой огорожей, в тени тополей и
навеса, отдыхали бычки, пережидая полуденную жару.
Оставив промысел, Артур из воды не вылез, а призвал к себе собаку и
плавал с нею наперегонки. Николай успел коня расседлать, оживив огонь,
поставить на печь казанок для раков, накрыть нехитрый обед себе и внуку: уха, вареная рыба с картошкой, яйца да зелень; собаке - хлебово. Тут и они
прибыли: Артур и Волчок.
Внуку исполнилось шестнадцать лет. Он выдался рослым и крепким,
волосы носил длинные, до самых плеч - черной волной. После купанья они
были мокры и спутанны. Он тряс головою, брызги летели в стороны, словно
с Волчка, который рядом отряхивал серую короткую шерсть.
Всегда Николай пас скотину с собакой, приучая к делу с первого года.
Волчок -
– Кто приезжал?
– спросил Артур.
– Участковый.
– Мент?
– переспросил Артур, настораживаясь.
– Наш, Листухин. Упредил. Скотину воруют. Кавказские вроде, чечены.
В Борисах, в Исаковом увели, - передал он услышанное.
– Надо беречься.
К нам же подъезжали усатые. Может, приглядались.
Народ кавказский в здешних местах появился в последние годы, селясь
на пустых хуторах. Водили скотину, колхозных порядков не признавая.
– Приглядятся, - продолжил свою мысль Николай.
– Где пасем, где
ночуем. Тут и днем, коли рот разинешь, могут шайку от гурта отбить, в лес
ее - и ищи-свищи. А ночью тем более. С хуторов угоняют, с ферм, а тут
воля...
– повел он рукой, словно отворяя немереный простор: прибрежные
луга, колки, лес, уходящий к чужим хуторам.
– Я им пригляжусь!
– вскинулся от еды Артур.
– Я их на станции изучил...
Наглые рожи... Ружье нынче с хутора привезу.
– Есть ружье, - сказал Николай.
– Где? Покажи!
– вскочил из-за стола Артур.
– В шалаше висит.
Артур кинулся к шалашу и вернулся с ружьем, переламывая на ходу
стволы, щелкая курком.
– Нормальный ход, - одобрил он.
– Патроны чем заряженные? Надо
волчиной дробью да жаканом. У них шкуры толстые. Я им кое-что еще
придумаю. Кое-какие подарочки, - пообещал Артур, откладывая двустволку и возвращаясь к еде.
– Ты не балуй с ружьем, - предупредил Николай.
– Это на крайний
случай. И чего случись, не по людям стрелять, а лишь пугнуть.
– Пугну, пугну. Я их пугну, - пообещал Артур, и в голосе его прозвучала такая холодная злость, что Волчок поднял голову от миски с едой.
Опустили в кипящую воду раков. Острый укропный дух поплыл над
становьем.
Артур хорошо ел: вареные яйца, рыбу, помидоры, картошку. Лишь
молодые зубы посверкивали. Николай же страдал желудком, язвою, и не
всякая еда была ему впору, да и годы уже к еде не манили. Клюнешь того-сего - и шабаш. Тянет к куреву, которое, по-умному, бросить давно пора. Да
все не получается.
Внук тоже курил. Но вначале он раков съел, деля добычу с Волчком,
который с хрустом грыз и глотал.
Раков прикончили. Волчок улегся в тени. Артур задымил сигаретою.
Николай не ругал его: какой прок? Сам в его возрасте баловал.
– Пасутся хорошо, - докладывал деду Артур.
– Не бзыкают. Ложиться