Наблюдатель
Шрифт:
– Это верно. Но вы можете создать прошлое, в котором ваш брат не умер. Это…
– Стоп, – перебила его Каро.
Она не собиралась обсуждать с Джулианом смерть Итана. Даже с Эллен они старательно избегали этой темы, причем так решила Каро, а не Эллен. Но кошмарные похороны и еще более кошмарные последствия вновь и вновь приходили в ее сны, как это случилось, когда она задремала под девичьей сливой.
– Извините, – сказал Джулиан. – Но очень важно, чтобы вы поняли эти основополагающие идеи. Ваш мозг не видит ничего, что было бы «за пределами здесь», потому что «за пределами здесь» нет ничего, кроме облака квантовой информации.
– То есть вы хотите сказать, что вы могли не только возвести фонтан Треви во дворике перестроенного имения на Каймановых островах, но и Эйфелеву башню посреди Таймс-сквер? Или вавилонские висячие сады в пригородном супермаркете?
– В таком саркастическом и упрощенном изложении это действительно воспринимается смешно. Но точно так же реагировала публика на квантовую механику, когда ее теория была впервые обнародована. И на теорию эволюции Дарвина. И на большую часть прочих революций в научном мышлении. И позвольте мне повторить, Каро, что с точки зрения хирургии вживление в мозг электронного чипа ничем не отличается от вашей работы по имплантированию электродов для медицинской стимуляции глубинных зон мозга.
– Ничего общего, – возразила Каро. – Стимуляция – это терапевтическая процедура.
– А это – бесценное исследование, которое перевернет науку. И не только науку, но и весь мир.
– Джулиан, я врач. Я спасаю жизни, а не экспериментирую с ними.
– Сострадательное применение лекарств и методов – тоже всегда эксперимент. Ваш дед умирает.
Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Вы называете это сострадательным применением? Но ведь оно, по стандартам Управления по контролю, разрешается только для экспериментальных лекарств и безнадежных пациентов!
– Это исследование – не что иное, как жизнь для Сэма, – ответил Джулиан, осторожно подбирая слова, – и решительный шаг в этом исследовании, пока он еще жив и в разуме, является самым настоящим сострадательным применением.
– Это даже не… Просто не знаю, что на это сказать!
– Лоррейн, нейрорентгенолог, анестезиолог и бригада сестер уже едут сюда. Каро, прошу вас, подумайте о…
– Джулиан, не надо, – произнес другой голос. Они не услышали, как в зал вошел Вейгерт. Он подошел к Каро и умиротворяющим жестом положил ладонь ей на плечо. Она вскинула голову и увидела понимание в глазах старика.
– Дайте ей немного времени, – сказал Вейгерт Джулиану. – Вспомните, сколько времени вам самому потребовалось, чтобы принять все это. А ведь Кэролайн находится здесь менее суток.
– Да, вы правы, – ответил Джулиан. Он явно собирался сказать что-то еще, но тут в комнату ворвалась
– Ах, вот вы где, доктор Сомс-Уоткинс! Я вас повсюду ищу! Доктору Ласкину надо осмотреть пораженные… О боже, только не чешите! Пойдемте скорее. Доктор Ласкин ждет, а вам срочно необходим лаймовый сок.
– Может быть, у вас найдется…
– Лаймовый сок лучше всего. Ах, доктор, она здесь.
В комнату вошел худой долговязый мужчина. Каро нетерпимо хотелось почесаться. Доктор Ласкин повернул ее голову лицом к свету, умудрившись не прикоснуться к коже.
– Пойдемте куда-нибудь, где я смогу осмотреть вас. Но могу сказать сразу, что Камилла права. Вам необходим лаймовый сок.
– Лайл, самое главное, – сказал Джулиан, – когда Каро сможет оперировать?
Ласкин недовольно посмотрел на него:
– Джулиан, вы сами должны понимать, что оперировать ей нельзя до тех пор, пока мы не убедимся, что у нее не открылись язвы. Самое меньшее, неделю.
– Я же сказала вам, что еще не решила, останусь здесь или уеду, – сказала Каро Джулиану. Она сама толком не понимала, почему так старается убедить окружающих в этом.
– Джулиан, надо дать возможность доктору Ласкину провести осмотр, – сказал Вейгерт. – А вас наверняка ищет Эйден Эберхарт.
Каро посмотрела на Вейгерта, который неуверенно, но все же защищал ее. Его глаза на изрезанном морщинами лице были добрыми. Хотя он так же сильно, как Джулиан и Уоткинс, хотел использовать ее умения для этого проекта, он не пытался давить на нее или подкупать чем-то. Сейчас он впервые назвал ее по имени – Кэролайн.
– Благодарю вас, – сказала она Вейгерту и вышла из комнаты вслед за доктором Ласкином.
11
Ближе к вечеру Вейгерт и Джулиан сидели перед Уоткинсом на садовой скамейке во дворе Первого крыла. Уоткинс спал почти весь день, и Вейгерт решил, что вид у него гораздо лучше, чем утром. Возможно, он начал наконец-то выздоравливать от привязавшейся инфекции. Медсестра Франклин хорошо укутала его в одеяла и привезла в кресле на колесах во двор, где пахло океаном и на траве лежали длинные тени. Вейгерт был рад, что не пришлось опять идти в тесную, невыносимо нагретую спальню, где его неизменно настигала клаустрофобия.
– Рад, что вам стало лучше, Сэм, – сказал Джулиан. – Жаль только, что у нас появилась другая проблема. Вернее, даже две.
Уоткинс поморщился:
– С моей племянницей? Если она уезжает…
– Да, одна из проблем связана с нею. Она не покидает нас, хотя, судя по всему, до сих пор не решила, как ей поступить, хотя, между нами, я уверен, что другого выхода, кроме как остаться здесь, у нее просто нет. Но вчера она вышла погулять в одиночку, села под девичью сливу, и…
Уоткинс выдал длинный ряд ругательств, завершившийся простым словом:
– Сильно?
– Ласкин говорит, что она не сможет оперировать по меньшей мере неделю. Камилла выливает на нее столько лаймового сока, что можно пустить крейсер в плавание, но без этого никак не обойтись. Но ведь это еще не все. Ральфу Игану придется уехать раньше, чем он планировал, чтобы не упустить досрочно открывшуюся вакансию в лос-анджелесской больнице. Он пробудет здесь всего две недели. То есть уедет почти сразу же после того, как Ласкин разрешит Каро работать.
– А не сможет она оперировать в одиночку? – спросил Вейгерт.