Наблюдатель
Шрифт:
— Обратитесь к детективу Макдермотту. — Я достал визитку и написал на обратной стороне номер его телефона, а также мой номер. — И не уезжайте далеко, Гвендолин.
Дрожащей рукой Наталия Лейк подписала согласие на дачу показаний и передала бланк Макдермотту.
— Спасибо, миссис Лейк.
— Надеюсь, вы сообщите, чем все закончится. — Она пристально посмотрела ему в лицо.
Макдермотту много раз приходилось видеть такой взгляд. Так смотрят на полицейских родственники жертв, надеясь, что те им скажут, мол, все будет хорошо:
— Конечно. — Он взял холодную руку Наталии и подержал ее некоторое время.
Когда Макдермотт направился к дверям, она схватила его за руку. Он обернулся и посмотрел на нее. Ему показалось, что Наталия постарела за время их разговора. Вместо собранной, ухоженной женщины перед ним стояла убитая горем мать, которая снова оказалась во власти мучительных воспоминаний.
— Неужели то, что происходит сейчас, как-то связано с этим? С тем, что Кэсси сделала аборт? Кто-то пытался скрыть это?
Макдермотт отреагировал как мог: сочувствие на лице, общие слова утешения. Он не знал, как ответить. И по большому счету ему было все равно. Он пришел сюда не для того, чтобы расследовать дело шестнадцатилетней давности.
Он пришел, чтобы найти Лео Козловски.
Лео все еще сидел в квартире Шелли Троттер. Он снова задвинул стеклянные двери и вытер пот со лба. Подождал немного и перевел дух. С чего бы начать?
Лео вернулся в гостиную, где в спортивной сумке лежала бензопила. Затем он посмотрел на часы.
«Скоро. Совсем скоро».
Глава сорок вторая
Макдермотт ворвался в полицейский участок, едва не срываясь на бег.
— Ордера у тебя на столе, — сказал ему Пауэрс. — Олбани будет здесь с минуты на минуту.
Макдермотт проверил свой мобильный и прослушал сообщение от Райли.
— Сейчас мы разыскиваем Гарланда Бентли. Эта леди из ФБР, случайно, не к тебе? — указал он на стол Макдермотта. — А то я уже положил на нее глаз.
Макдермотт не смог сдержать улыбку. Она действительно пришла к нему.
— Привет, Майки. — Спецагент Джейн Маккой встала и подмигнула Макдермотту.
— Майки?
— Да, я придумала тебе новое прозвище.
— Что, «Дерьмоголовый» тебя уже не устраивает? Как дела в Конторе?
— Замечательно. Бизнес процветает. Мы можем поговорить?
Полицейских и агентов ФБР редко связывают дружеские отношения. Но много лет назад, когда Макдермотт только начинал карьеру детектива, а Маккой работала в отделе по наркотикам, они сотрудничали и вместе расследовали деятельность крупной банды, орудовавшей на западе города.
Теперь Маккой входила в антитеррористическую группу. Поскольку она была единственным человеком из ФБР, которого Макдермотт знал лично, и ей часто приходилось работать с иммиграционными службами, он обратился к ней.
Маккой бросила на стол папку.
— Это секретное досье на Леонида Козловски. Я не могу отдать его тебе. Но ты можешь сделать себе копию. А потом вернешь мне документы.
Макдермотт взял папку из манильского картона и кивнул:
— Спасибо,
— Человек из службы иммиграционного контроля, который вел дело Козловски, десять лет назад ушел на пенсию. После этого всю информацию о Козловски перевели в общую базу.
Макдермотт покачал головой. Он не понял, что это означает.
— Поскольку он прожил в стране десять лет и не совершил ни одного правонарушения, — пояснила Маккой, — за ним уже не было необходимости следить. Но теперь, похоже, у нас появился повод приглядеться к нему повнимательнее?
— Справедливое замечание, — улыбнулся Макдермотт.
— Майки, ты говоришь прямо как федерал, и меня это пугает. — Она заложила за ухо прядь и пристально посмотрела на Макдермотта. Затем моргнула и снова сосредоточилась на своем рассказе. — Леонид Козловски родился в 1967 году в Будапеште, в благополучной семье. В пятнадцать лет, в 1982 году, его поместили в психиатрическую лечебницу. Изолировали от общества. Но ровно через два года отпустили.
— В сумасшедший дом? Невероятно.
— Сумасшедший дом, тюрьма… — Она пожала плечами. — Трудно сказать. Но судя по записям, его признали невменяемым.
— Ясно. И все же через два года выпустили, — заметил Макдермотт. — Даже не взяли на учет в психиатрической лечебнице. Его хоть лечили?
Маккой смерила его пристальным взглядом и криво усмехнулась.
— Ему поставили диагноз «прогрессирующая параноидальная шизофрения».
— И что это значит?
— Что значит? Насколько мне известно — абсолютно ничего. Как я понимаю, такой диагноз часто давали политическим диссидентам и тем, кто не согласен с общественным строем. Но их не сажали в тюрьму. Их запирали в психушках.
Макдермотт поморщился. Когда-то он мог безболезненно использовать это слово.
— Им ставили диагноз вроде «прогрессирующей шизофрении» и могли держать там годами.
В ее словах было разумное зерно. Но проблема в том, что американские врачи тоже установили, что у Козловски параноидальная шизофрения. Макдермотт сообщил ей об этом.
Маккой пожала плечами:
— Возможно, он действительно болен. Как бы там ни было, но в 1986 году родители помогли ему бежать из страны. А тебе известно, каким предлогом он воспользовался? Сказал, что его преследовали за политические и религиозные взгляды и отправили за это в сумасшедший дом. Судя по всему, адвокат, который представлял его интересы, смог убедить наше правительство в том, что он говорит правду. А теперь главное. Тебе это наверняка понравится. Знаешь, кто помог ему обосноваться в Штатах?
Макдермотт заранее знал ответ, но решил не портить ей миг триумфа.
— Гарланд Бентли, — заявила она. — Знаменитый Гарланд Бентли. И его жена Наталия.
Он кивнул.
— Я не удивила тебя?
— Нет. По крайней мере своим последним заявлением. Джейн, в 1982 году его отправили в сумасшедший дом. Он вышел в 1984-м. А в 1986 году иммигрировал в Америку.
Она ничего не сказала.
— Что он делал эти два года? С восемьдесят четвертого по восемьдесят шестой?
Маккой улыбнулась, но через мгновение стала серьезной.