Наблюдающий ветер, или Жизнь художника Абеля

Плейель Агнета

Я струсила. Я осталась в стороне и даже не разозлилась. Я сделала из всего спектакль, в котором и сама играла роль, между тем как воображаемое небесное тело оставалось моей единственной реальностью. Вот что самое страшное.

Незадолго после нашей последней встречи произошло еще одно в высшей степени странное событие.

Был ограблен и убит владелец велосипедной мастерской, находившейся неподалеку от моего дома. Я знала убитого, он чинил и мой велосипед. Я прочитала заметку в газете, и моя фантазия заработала. Я разволновалась, как будто дело касалось непосредственно меня. Впервые в жизни я представила себе лицо убийцы в момент совершения преступления –

словно увидела его в глазок.

Со временем все улеглось. Я окончательно убедилась в том, что ошиблась. Теперь я уже не думаю, что этим убийцей был мой старый знакомый.

Глава V

Когда-то давно я лежала на кровати в детской. С тех пор прошла целая жизнь, и все выветрилось из памяти. Кроме одного – луны.

Она стояла в окне, лишь наполовину задернутом голубыми шторами. Серебристо-белая, полная, с лицом, на котором читалось холодное равнодушие. А по полу бесшумно бежал лунный ручеек. Я не могла уснуть, мое обычное состояние. За окном поблескивали чугунные балконные перила.

Что я еще помню? Я была мертва. В отличие от луны, которая производила впечатление живой. Это было пугающее и в то же время утешительное чувство. Я могла опускать и поднимать веки, как это делает Си со шторами в моей комнате. Я казалась себе механической конструкцией – и в этом состояла моя тайна, о которой не знал никто, даже Си.

Итак, я автомат. Я закрываю и открываю глаза, а лунный ручеек появляется и пропадает. Я – то же, что и пылесос, швейная машинка или сепаратор в Эльхольмвике. Я не ребенок, они заблуждаются. Утешение состояло в том, что в любом случае я остаюсь для них недосягаемой. Когда это было? Кажется, еще до школы.

Но кто в таком случае управляет движениями моего тела? Этот вопрос приводил меня в ужас. Потому что это была не я, а кто-то другой. Таким образом, мое тело находилось в чьем-то распоряжении.

Я все равно была несвободна.

Между нами и остальными простирается безграничное, никем не исследованное море. Мы – его первопроходцы. Однажды – это случилось еще в те годы, когда я жила в детской, – меня усыпили с помощью маски. Я лежала на операционном столе, а надо мной склонилась женщина в белом. Маска пахла резиной, и я закричала. Но женщина все равно прижала ее к моему лицу.

Что произошло потом? Я провалилась в темноту.

Вокруг меня была беспросветная ночь, но я нащупала под ногами твердую почву. Надо мной нависли два небесных тела, напоминавших лица моих родителей в профиль. Оба были неправдоподобно большими, и от них исходило холодное свечение. Они приблизились ко мне, и я почувствовала себя беспомощной. Я испугалась, но они не отступали, пока мамин нос не вошел в мое тело. Он причинил мне невообразимую боль. Позже я узнала, что это был скальпель.

И в тот момент, когда меня разрезал мамин нос, из-под моих ног ушла почва. И я понеслась сквозь мировое пространство, словно падающая звезда – маленький белый ребенок, похожий на спичечных мальчишек Нермана [26] . Так я достигла Земли.

26

Эйнар Нерман (1889–1983) – шведский художник и писатель. Одно из самых известных его произведений – картинка на спичечной этикетке с изображением мальчика.

Собственно, планета, на которой я оказалась,

была похожа на Луну и так же безлюдна. Из ее черной почвы тут и там торчали огромные каменные глыбы. Я спряталась за одним из камней, понимая, что в этом нет никакого смысла: меня мог найти любой, кому это было нужно.

Так, умерев, я попала на Землю. Возможно, именно так все и происходит, когда мы рождаемся. Кем мы были до этого? Никто не знает. А в детстве? Люди сочиняют разные небылицы, выдавая порождения своей фантазии за факты биографии. Мне, например, всегда казалось, что я отличалась застенчивостью и хотела всем нравиться. Но самыми ужасными в жизни для меня остались моменты покаяния.

Ощущение вины само по себе стало главным искушением. Я просила о прощении. Я помню свою вечернюю молитву. Могли ли мои проступки на самом деле быть настолько ужасными? Безусловно, таковыми их делало мое воображение, но только это и имело значение. Молитва превращалась в маниакальное бормотание. Нужно было во всем признаться, но главное – ничего не забыть. Стоило пропустить одно имя – и случалась катастрофа. А имена цеплялись одно к другому, образуя все более длинные цепочки.

Когда, по крайней мере в количественном отношении, генеалогии достигли библейских масштабов, удержать их в памяти стало невозможно. Однако к тому времени я уже вышла из детского возраста. Не менее сложную задачу представляло повторение из раза в раз выдуманных мной же пространных молитвенных формулировок. Ведь я думала не только о собственном спасении, меня беспокоила судьба всего мира.

Есть дети, которые изобретают утомительные ритуалы, чтобы удерживать Вселенную в состоянии шаткого равновесия. Они берут на себя часть ответственности за мировой порядок и тем самым обретают власть. Но в основе этого лежит страх. Этот страх не имеет ни причины, ни названия и постоянно ищет возможности просочиться наружу. Я полагаю, речь идет об исконном страхе, который лежит в основе человеческой природы.

Потому что ребенок и есть первобытное человеческое существо.

Засыпала я всегда с трудом. Ночью я жила по особому расписанию, в котором сну отводилось определенное время.

После бормотания молитвы я обычно грезила наяву. Видения настигали меня внезапно, хотя и повторялись всегда в одно и то же время. Каждое из них имело определенную тему и, что неудивительно, мощный эротический подтекст, действие которого я чувствую до сих пор. Так продолжалось много лет подряд.

Однажды мне привиделась отвратительная старая крыса, которая жила в дедушкиной лодке и иногда просовывала голову через отверстие в корме. В моем сне наяву крыса была одета, как пожилая женщина, и сидела на стуле, широко расставив задние лапы. Мы о чем-то беседовали, как вдруг крыса встала и помочилась на пол. В этот момент я испытала невообразимое счастье. В глазах у меня засверкали искры, закружилась голова, и по телу пробежала приятная теплая волна.

Бесстыдство крысы привело меня в восторг, однако не менее сладостными были моменты ожидания того, что должно случиться.

Я могу вспомнить множество подобных фантазий. Например, крохотную голую куклу, которая отправляла естественную потребность, сидя перед зеркалом в моей ладони. Или странного вида машину, в которой я разъезжала по улицам большого города, собирая в нем всех бездомных женщин, каждую из которых предстояло одеть и вымыть. Все мои подопечные были взрослыми. Я не отличалась от них ростом, хотя и имела тело маленького ребенка.