Наблюдения, или Любые приказы госпожи

Харрис Джейн

По прошествии нескольких лет они поселились в Дублине. Бриджет тогда сходила с ума по одному мужчине — назовем его Джо — и таких шельмецов земля еще не носила. Когда Джо удрал из страны, Бриджет хотела последовать за ним, но у нее не хватало денег на дорогу для себя и маленькой Дейзи. Поэтому она сделала вещь, которая многим покажется просто уму непостижимой. Она продала невинность своей малолетней дочери. Нашлось много мужчин, охочих до маленьких девочек, и Бриджет очень быстро заработала на своей Дейзи довольно денег, чтобы отправиться за море.

К несчастью по прибытии в Глазго Джо они нигде не обнаружили. Бриджет занялась

розысками, и они с Дейзи продолжали зарабатывать на хлеб прежним способом, только теперь Бриджет не перетруждалась, а Дейзи делала что велят. Что же касаемо до Дейзи, она не знала ничего лучшего. Она была всего лишь ребенком, она не ведала иной жизни и думала, что так принято во всех семьях. И как ни странно это может показаться, она любила эту женщину, свою мать, и хотела только одного: чтобы Бриджет отвечала ей любовью. (Бедная дурочка, она еще не понимала, что никакой любви от нее не дождешься.)

Когда Дейзи было лет двенадцать, Бриджет однажды вечером привела домой некоего господина. Она усадила гостя у камина, угостила выпивкой и всячески обиходила. Потом она отвела Дейзи в соседнюю комнату, чтобы тихо перемолвиться словечком. Бриджет расхаживала взад-вперед, нанося на шею духи «Гардения». Этот джентльмен, сказала она, не хочет обычных услуг. Он хочет кой-чего другого и готов заплатить вдвое, даже втрое больше. Собственно говоря, если они с Дейзи сделают что он просит, им не придется работать до конца недели.

Дейзи пришла в недоумение. Что значит «кой-чего другое»? Бриджет обратила на нее многозначительный взгляд — такой медленный, преувеличенно выразительный, поскольку она была под хмельком. «Он не знает, что мы сестры», — сказала она, пошатнувшись. (Ложь про сестер стала до того привычной, что порой Бриджет сама в нее верила.) Дейзи по-прежнему не понимала. Тогда Бриджет подмигнула и сказала: «Он думает, что мы подруги».

Но Дейзи все равно не взяла в толк, о чем она говорит. Раздражившись, Бриджит выдвинула кресло на середину комнаты и сказала: «Он будет сидеть здесь и смотреть».

— На что смотреть? — спросила Дейзи.

Бриджет потеряла терпение.

— Просто ложись на кровать, — велела он. — Делай как я и изображай удовольствие.

А когда Дейзи запротестовала (сообразив наконец, о чем идет речь), Бриджет пригрозила разрезать ее пополам.

Над дальнейшими событиями вечера я опускаю занавес.

Сейчас я перечитала последние несколько страниц и осознала, что в моем изложении случившееся похоже на страшную сказку, приключившуюся с кем-то другим.

Однако я еще не закончила. Достаточно сказать, что молва разлетелась быстро. Многие разборчивые джентльмены были готовы очень хорошо платить за подобную новинку. И в последующие недели Дейзи и Бриджет часто повторяли маленькое представление, разыгранное в описанный вечер. Легкое чувство вины, которое испытала Бриджет наутро после первого раза, бесследно испарилось, едва она приложилась к бутылке. Через месяц она даже стала подумывать, не разместить ли в каталоге объявление о новой услуге. Но когда она совсем уже собралась сделать это, возникло еще выгоднейшее предложение в образе еврейского джентльмена по имени мистер Леви, изъявившего готовность еженедельно выплачивать значительную сумму за сожительство с Дейзи.

Если вам кажется, что я рассказываю о вещах выходящих за рамки данного повествования, приношу

свои извинения. На самом деле они имеют к нему прямое отношение, как надеюсь скоро станет ясно.

Меня по сей день тошнит от запаха «Гардении».

Но хватит. Я старалась не думать обо всем этом тогда и почти не думала впоследствии. То есть покуда не взялась писать эту историю.

На чем я остановилась? Я в своей каморке в «Замке Хайверс» пыталась отцепить платье от гвоздя. В общем, в конце концов я махнула на него рукой и убрала в буфет узелок с прочими вещами. Потом я перечитала объявление и решила, что дело не так уж плохо. Во-первых все здесь знали меня под именем Бесси, а не Дейзи, не Розанчик и не Фасолька. У помянутое желтое платье я не носила с самого своего прибытия. Кроме того в окрестностях Соплинга наверняка найдется не одна сотня ирландских девушек с каштановыми волосами светлой кожей и голубыми зелеными или серыми глазами и все они состоят в домашнем услужении или трудятся на турнепсовых полях или бродят по округе в поисках работы. Слабая память Бриджет и полное отсутствие интереса к чему-либо, кроме себя самой, в кои-то веки могут сыграть мне на руку.

Газета вышла уже несколько дней назад. Меня до сих пор не нашли. Вполне возможно (сказала я себе) объявление Бриджет останется вообще незамеченным. И так далее и тому подобное, в конечном счете я себя убедила. А когда убедила, сунула газету под кровать и пошла в кухню мыть посуду. Если мать твердо положила разыскать меня, помешать ей я не в силах. Пока же я разобралась с неприятной проблемой единственным доступным мне способом, то есть попросту выбросила ее из головы.

В последующие дни у меня появилось достаточно поводов для волнений помимо моей матери.

18

Поразительное известие

Да уж, видать Макгрегор-Робертсону до смерти прискучила деревенская жизнь, с таким рвением он взялся за случай миссус. Он фанатично боролся за ее здоровье и чуть не каждый день предлагал новую лечебную меру. Виной всему неправильное питание, заявил он. Необходимо исключить мясо. Потом дело оказалось в крупах. Потом в картофеле. Потом в чае! В конечном счете, через неделю возбужденной мельтешни, доктор остановился на рационе, состоящем из орехов, семечек и молока, и слышатьне желал ни о каких других продуктах. Вопрос еды, полагаю, занимал миссус меньше всего. Но чтобы ни чашки чаю! Вы бы видели, как у бедняжки лицо вытянулось, стало длиной с заднюю заячью ногу.

Сильнее интереса к пище, употребляемой пациенткой, у доктора было лишь повышенное внимание к тому, что выходило у нее с другого конца. Поскольку миссус держали взаперти, она справляла нужду прямо в комнате, и ее ночной горшок стал для Макгрегор-Робертсона своего рода магическим кристаллом, я часто видела, как он вперяет взор в сей сосуд, точно прорицатель, а потом быстро записывает в блокноте свои заключения.

В медицинских книгах утверждалось, что лучшим лекарством для подобных пациентов являются постельный режим, тишина и покой. После каждого приема пищи миссус укладывали в постель на два часа. Доктор увеличил ей дозу снотворного. Из комнаты убрали все, что могло занимать ее внимание. Сперва шитье, через несколько дней ручку и чернила, а под конец романы и другие книги (но разумеется, не «Наблюдения», по обыкновению спрятанные в столе).