Начальник милиции. Книга 3
Шрифт:
Нашел медсестру кардиологического отделения и спросил у нее про Петра Петровича. Как идет выздоровление, когда выписывают и прочую чепуху от лица якобы волнующегося за пациента родственника.
— Ха! Выздоровление! Скажете тоже… — отмахнулась медсестра. — У Кулебякина два предупреждения есть, на третье сразу выписываем, не закончив курса лечения.
— Не знал, что Пётр Петрович у нас хулиган, — улыбнулся я.
— Да какой там? Не хулиган, а побегушник.
— Ого… Это как?
— Самовольное оставление территории больницы запрещено. Еще раз — и
— Ай-яй-яй, — покачал я головой. — Вот бегучий-то… А когда это он самовольно покидал больницу?
— На прошлой неделе, не помню уже когда. И вот сегодня ночью его не было.
— Да вы что? — я прикинул, что на дачку к Пистону тоже сегодня ночью кто-то наведывался, вот так совпадение. — Вот какой безответственный у нас Петр Петрович, уж я-то его я наругаю. Но потом. Сейчас ему волноваться нельзя. Мотор барахлит. И вы, пожалуйста, ничего не говорите ему о нашем разговоре. Исключительно в целях его скорейшего выздоровления. Хорошо?
— Да мне все равно, — пожала круглыми, как мячики, плечами медичка. — Могу и не говорить.
— Вот и замечательно, до свидания, любезная…
Я три раза постучал для вежливости в дверь кабинета следствия и, как водится, не дожидаясь ответа, зашел. Мог бы и вообще не стучать, все-таки там сидят не один, а двое сотрудников, да и рабочий день в самом разгаре. Но постучал и постучал, от меня не убудет. Так я размышлял, входя в кабинет, но вышла небольшая оказия. Лишь только я появился на пороге помещения, как моим глазам открылась пикантная картина. Голенищев стоял у стены и почему-то таращился на меня, при этом вращал глазами, будто увидел чудовище из озера Лох-Несс.
Аглая Степановна была в процессе, как мне показалось, перебежки. При моем появлении она затормозилась и уже старалась вышагивать неспешной цаплей, была на полпути к своему столу и короткими быстрыми движениями зачем-то поправляла юбку. Не то, чтобы она была у нее сбита, делала она это будто на автомате, словно следаки нашкодили.
Я пригляделся… Ха! Так и есть. Голенищев весь зацелованный, морда помадой извозюкана. У Аглаи, напротив, помада тщательно съедена, но лицо залито стыдливым румянцем. Вот шалунишки! Замутили-таки служебный роман.
Ай, да Голенищев! Ай, да сукин сын! Похоже, внял моим советам, набрался смелости и приударил наконец за напарницей. И, судя по их растрепанным тушкам, удачно так приударил.
— А вы чего тут делаете? — хитро оглядел я коллег.
— Как чего? — дернул верхней губой Голенищев, будто хотел, как всегда, пошевелить усами, но не вышло, он потрогал верхнюю губу. — Работаем. Это, вообще-то, наш кабинет, Морозов.
— Ну вот поэтому я и постучался, — хмыкнул я. — Запросы в область есть? В Угледарск поеду, отвезу. Давайте, чего есть.
Только сейчас я заметил, что Голенищев сбрил свои дурацкие усы. Поэтому коронный дёрг губой и не вышел. А хорошо! Без усов — совсем другой вид. И на дурака не похож. Теперь понятно, почему Аглая на него не набросилась
— Вот, Саша, возьми, — Простакова, не поднимая на меня глаз, протянула жиденькую стопку бумажек. — В канцелярию главка закинешь, там девчонки раскидают куда надо по ячейкам.
— Угу, — кивнул я и улыбнулся. — Я поехал… Пока, коллеги, не перетруждайтесь, берегите себя.
Я вышел и захлопнул за собой дверь. А все-таки как хорошо, что я постучался. Не все же только нам с Марией в кабинетах служебных обжиматься, кто-то же должен продолжить нашу традицию…
Собрав со всего отдела так называемую «почту», я направился на выход. Почтой мы называли бумажки служебные, которые нужно было отправить в область. Отправляли их с нарочным, в этот раз им оказался я. Так было принято — тот, кто ехал в Угледарск по служебным делам, собирал у всех эту самую «почту».
Легенду своей поездки я придумал хорошую. Хотя она не совсем легенда, а действительно мне недавно позвонили и попросили приехать. Сказал Куперу, что нужно литературу по служебному собаководству получить (в секретариат пришла рассылка методическая по моей линии с пометкой ДСП — для служебного пользования). Еще на базе тыла нужно получить тренировочный костюм для дрессуры (специальный ватник с длинными рукавами и штаны толстые стеганые, для отработки с собакой задержания), ну и попутно заехать и затариться на складе фотобумагой и фотопленкой, а то у эксперта Загоруйко в фотолаборатории мышь повесилась.
Купер покряхтел, зубами поскрипел, но меня отпустил, и эксперта тоже в придачу. Я думал, нам придется своим транспортом добираться (Нурика на грузовике просить или Эдика на шестерке), но Купер вдруг проявил почему-то великодушие и выделил нам машину уголовного розыска. Хоть и «копейка», но четыре колеса и руль имеются.
Только потом, чуть позже я понял, в чем секрет его благодушия крылся. Таким вот широким жестом он на полдня обескровил отдел, лишив его кинолога, эксперта и оперативника. Ведь за «копейкой» закреплены только Иван и Трубецкой, только им разрешалось управлять авто. Мне-то чхать на правила, я бы мог и сам сесть за руль, но Купер настоял, что повезет нас именно Гужевой. Ну и ладно, я согласился.
Вот и получается, что уехали чуть ли не все. Трубецкой благополучно прохлаждался в травматологии. Говорят, у него перелом, сотрясение мозга и с психикой что-то не в порядке. Врачи считают, что от какого-то пережитого шока. Но от какого — пациент так и не говорит. Ха! Но мы-то знаем, от какого… Каждый раз, как об этом вспоминал, я не мог удержаться от ухмылки. А он, говорят, молчит упорно, и при виде капельницы трясется. Шлангом ее называет. В общем, пока у нас ничья с невидимым врагом — минус Трубецкой и минус Пистон. Вот бы еще Купера в травматологию отправить, чтобы Антошеньке не скучно было… Но тут нужен план похитрее. Нового начальника так просто не возьмешь, и на физо он не ходит, по рангу не положено. Это тот еще Рыбий Глаз…