Начальник милиции. Книга 6
Шрифт:
— Михалыч, — заметил я. — Я понимаю, что ты уже давно на пенсии и в любой момент можешь уйти, но коль уж работаешь, будь добр блюсти внешний вид соответствующий. Дежурная машина — лицо милиции. Всегда помыта, как и водитель — всегда чистый.
— Машина у меня блестит, — оправдывался пузач.
— А ты нет, — парировал я. — Привык и в гараже ковыряться, и на выезда в той же самой одежде выезжать. Давай-ка с завтрашнего дня будешь переодеваться.
— Мне проще на пенсию уйти, — пробурчал Михалыч, пробуя меня шантажировать,
— Ну как знаешь. В кадры зайди, напиши рапорт, я скажу Вдовиной, чтобы с приказом не задерживала. Если хочешь, две недели можешь не отрабатывать, я тебе так подпишу. Только проставиться за уход не забудь, лады?
Водила вздохнул, пошмыгал носом и проговорил:
— Да ладно, я же пошутил… Чего мне дома делать? С бабкой телевизор смотреть да по грядкам ползать? Я лучше с вами… а куда едем-то?
— В детский садик «Теремок».
— А что там? А следак где?
— Пока без него будем разбираться. У тебя пистолет есть?
— В оружейке, я его года два не получал уже…
Я снова аж присвистнул.
— А как ты стрельбы сдаешь?
— Так мне, старому, просто так ставят оценки, даже когда с области проверять приезжают.
— Ладно, со стрельбами не напрягаю, а вот на дежурства пистолет получай. Мало ли какие выезда случаются, а ты прикрыть боевого товарища, если что, не сможешь.
— Да что у нас в Зарыбинске может случиться такого, Сан Саныч?
— Ну не скажи… в последнее время много всего приключается. А вот сейчас, например, психа едем крепить.
— Какого психа? — с тревогой спросил водила.
— Здоровенного. Он там людей на дерево загнал, так что не знаю, как ты без пистолета будешь.
Я воткнул руку в бок, якобы озабоченный готовностью водителя к схватке с буйным «рыбаком».
— Я же водитель. Я в машине подожду, — замотал головой старшина.
— Ты, Михалыч, прежде всего сотрудник милиции, а уже потом водитель. Каждый сотрудник обязан пресекать правонарушения.
— Да знаю я, — тяжко вздохнул пузач и еле слышно добавил: — При Петре Петровиче проще жилось…
— Времена меняются, Михалыч, — твёрдо, но без лишней строгости сказал я. — Мы должны идти в ногу… а вот и садик, заезжай прямо на территорию, видишь — вон, ворота открыты и кто-то машет нам. Видимо, заждались.
Последние слова я уже произнёс с ухмылкой.
— А можно я из машины выходить не буду все-таки? — насупился Михалыч, увидев испуганное лицо дедка-сторожа, который почтительно пропустил машину и перекрестился. — Ну в последний раз, а потом пистолет буду получать…
Глава 5
— Ядрёна сивуха! — вырвалось у меня, а водила аж вздрогнул и покосился в мою сторону, будто хотел убедиться, что перед ним точно не Кулебякин. Но я уже вернулся к сути: — В последний раз, Михалыч. Нам трусливые люди не нужны в милиции.
— Я не трус, — оправдывался
— Ладно… Сиди в машине. Без дачников справимся.
Я, Тулуш и Гужевой выбрались из бобика, осмотрелись. Птички щебечут, солнышко светит, ничего не предвещает беды. Только пусто как-то кругом, будто люди все куда-то испарились.
— Сан Саныч! — из кустов вылез участковый, его бакенбарды тревожно топорщатся, а глаза бегают и виновато опускаются к земле. — Хочу доложить… Егорушкин беснуется, распоясался, гад. Брать его надо, а один я не справлюсь. Это хорошо, что вы втроем приехали… Вот бы еще Мухтара привлечь! Но, думаю, и так справимся.
— Я не понял, Владимирыч, — строго смерил я лейтенанта взглядом. — Ты безоружного суточника взять не можешь? Тебе ствол для чего дан? Девять миллиметров, восемь патронов и запасной магазин.
— Так я это самое, — потупил взор лейтенант. — Тоже без оружия…
— Как так? А в кобуре чего лежит? — кивнул я на пухлую кобуру на поясе милиционера.
— Пенопласта кусок.
— Чего? — от удивления по слогам произнёс я.
— Извини, Саныч. Мне на постоянку табельное не дали. Выговор на мне висит. К тому же чуть ли аморалку не приписали. Дескать, женат, а замечен в сомнительных любовных связях. Так в характеристике написали на комиссии, и решила комиссия, что неблагонадежен участковый Рукосуев для такого ответственного дела, как владение пистолетом на постоянной основе. И зарубили мне табельное.
И руками развёл.
— Что за ерундистика? При чем тут любвеобильность? — нахмурился я, вспоминая его роман с погибшей инспекторшей паспортного стола. — Это-то здесь при чем?
— А вот у партбюро нашего надо спросить. Они же меня чуть из партии не исключили. Лишь за то, что человек влюбился. Эх…
— Ладно, потом разберемся — и будет тебе пистолет на постоянку. Но почему пенопласт? Почему не получил в оружейке пистолет?
— Да там дежурному, как всегда, некогда оружие выдать… Пока его дождешься, пока он перетрындит со всеми по телефону, пока журналы заполнит. Бесит меня Баночкин, занятой, видите ли. Вот и повадился я с пенопластом ходить. Когда кобура закрыта, и не видно даже, что без оружия.
— Выговор бы тебе еще один влепить, но на первый раз прощаю. Чтобы такое в последний раз было, ясно? — строго переспросил я. — Получай пистолет, когда на работу выходишь, не семечки ведь тут щёлкаем.
— Так точно!
— Где у вас тут Егорушкин?
— Так вон он сидит, разбойник, — кивнул лейтенант на громилу, что развалился на лавочке во дворике детского садика и мирно уплетал булку. Он откусывал от батона, как есть, и запивал кефиром из стеклянной бутылки с широким горлом.
— Помоги-ите… — прохрипел еле слышный голос откуда-то сверху.