Начальник Тишины
Шрифт:
– Не было? А ты вспомни: Авель, Авель, брат твой.
После этих слов гостя Власа охватила черная тоска. "Это он намекает на того грузина Авеля, охранника из магазина. А какое ему-то дело? Тоже мне, судья выискался. Что он меня мучает. Вот прибью его сейчас табуреткой, и все. Мне терять нечего, все равно - вышка...", - с этими мыслями Влас стал незаметно пододвигаться ближе к табурету.
– Для чего ты хочешь убить меня?
– грустно спросил гость.
Власа прошиб холодный пот: "Ага,
– Слушай, братишка, не хотел я твоего Авеля убивать. Не хотел! Я ведь не знал, что он в ту ночь в магазине дежурил. Заказчики ничего об этом не сказали. Просто, говорят, магазин взорвешь, и точка. А про мокрое дело речи не было. Не хотел я его убивать. Ты мне веришь?
– Верю.
– Хорошо, хоть ты веришь, а судьи вот не поверили; повесили мне это дело, как умышленное убийство, а вдобавок пришили десяток заказных убийств, слепили из меня настоящего наемного убийцу. Только я про те дела и знать ничего не знал. Да что уж теперь-то говорить. Видно, судьба у меня такая - под расстрел идти.
Гость пристально посмотрел на Власа. И то ли Власу показалось, то ли на самом деле вид гостя несколько изменился. Это уже не был тот изможденный человек с печальными глазами, которого привел надзиратель. Гость как-то весь оживился, казалось от него исходило какое-то особенное тепло, взгляд излучал радостную надежду.
Именно таким взглядом гость посмотрел на Власа и сказал:
– Я могу спасти тебя.
– Ну, это уж слишком!
– Влас вскочил и начал быстро ходить по камере.
– Спасти! Как ты можешь меня спасти!?
– возбужденно выкрикивал он.
– Я имею власть спасти тебя, потому что Я уже однажды умер за тебя, и Я еще и сейчас страдаю за тебя, и если ты пожелаешь принять сие, как Мой дар тебе, то Я могу умереть вместо тебя... сегодня утром.
Влас уже стал понимать, что в эту ночь перед ним открывается какая-то неведомая ранее грань бытия. Сейчас некогда было раздумывать, как и почему это случилось. Одно он понял: Гость не шутит, и с Ним шутить тоже не стоит. Влас и не собирался больше шутить с Гостем, он хотел Его понять, но понять не мог.
– Ну, ладно, Ты умрешь за меня, - продолжил разговор Влас, ходя по камере.
– Для меня-то это хорошо, но Тебе-то зачем это нужно?
– Я хочу, чтобы твоя душа была спасена.
– Почему?
– Потому что Мне тебя жалко.
– Тебе? Меня?.. Почему?
– Потому что Я люблю тебя как брата, - тихо, радостно и торжественно ответил Гость.
–
– Но как Ты узнал про меня? Почему я?
– не успокаивался Влас.
– За тебя просил брат твой Авель.
– Разве он мне брат? Я ведь про него толком ничего не знаю.
– Авель приехал из Грузии в Москву учиться. Жил у родственников, а по ночам подрабатывал дежурством в том магазине, который ты взорвал. Верующий и честный был юноша, такие ныне редкость. Когда ты убил его, ему было двадцать два года.
– Так мы с ним были ровесники...
– Когда ты убил его и он пришел ко Мне, то первое, что он попросил, - это помиловать его брата Власа.
– Значит, мы все-таки братья...
– Влас прекратил свое хождение по камере и с застывшим изумлением на лице стал медленно оседать на табурет.
– Все люди братья, потому что все от одной крови. И когда убивают одного человека, то бывает больно всем, только мало кто об этом задумывается... А знаешь, кто еще приходил просить за тебя?
– Кто?
– Надежда.
– Та девчонка?
– Да. Она в тот же день, когда столкнулась с тобой, ходила в храм и поставила свечку о твоем спасении.
– Ты что меня до слез довести хочешь? Смотри же - я плачу, - Влас размазал кулаком слезы.
– Говоришь, свечу за меня поставила?.. Спасибо ей. Не ожидал.
– Видишь, у тебя сейчас на душе легче, светлее стало, это потому, что за тебя молятся. За человека молиться - значит, его оживлять. А если и один духовный мертвец оживет, то всем легче станет, для всех радость будет.
– Неужели я тоже мертвец?
– Ты был мертвецом, но теперь оживешь. Ты ведь не Авеля тогда убил, ты себя убил, но теперь ты оживешь.
– И буду жить?
– Обязательно будешь. Долго, долго жить будешь... Вечно. Тебя ведь бабушка в детстве крестила, а крещенные не умирают. Только много поплакать тебе придется. Поплакать, да покаяться, да помолиться.
– А я ведь и молиться-то не умею.
– А ты молись так: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного". Ну, а теперь ложись, спи. Пора уже. Да и Мне скоро идти нужно.
В эту минуту Влас понял, что чувствует себя ребенком в присутствии Гостя.
– Погоди, не уходи, - спохватился он, - оставь мне что-нибудь на память.
– Возьми, - Гость протянул Власу маленький нательный крестик на веревочке.
– Крестик, - сказал Влас, удивленно и радостно разглядывая подарок.
– Это на земле он крестиком называется, а на небе его называют оружием Божественной любви. Ну, ложись, ложись, спи.
Влас лег совершенно умиротворенный. Он впервые в жизни переживал в своей душе такой глубокий покой и тихую светлую радость.