Начало конца
Шрифт:
– А мне довелось оказаться на каторге… – пробормотал Александр.
– Да? А меня продали на табачные плантации к сатрапу Камбису из рода Ксеркса. Второй по знатности и богатству род в государстве, между прочим. Там, мне на своей шкуре, удалось прочувствовать все горести рабской жизни. Зато именно тогда я избавился от ненависти к другим расам. Я работал сообща с медведями, волками, и даже с львами. Все они когда-то были подданными великого государства Белых тигров. И я осознал, что между нами нет принципиальных различий, что все мы разумные существа, которые могут быть как хорошими, так и плохими.
– Так это ведь очевидно.
– Мне радостно слышать, что в твое время это считается чем-то само собой разумеющимся, – печально рассмеялся Никита, – но когда-то именно расизм был такой
«Просто человек венец творения», – подумал Александр, но решил не делиться этой мыслью с Никитой.
– Через какое-то время я сблизился с одной волчицей, разумеется, она выглядела как человек. Ее звали Баожей. Мы полюбили друг друга и стали считать друг друга мужем и женой, – Никита нежно улыбнулся и устремил свой взор вдаль, глаза его слегка увлажнились, но вздохнув, он продолжил, – однажды, сын Камбиса – Бесс, прибыл на нашу плантацию. Он был никчемным и жалким существом. Развивать свою силу Бесс ленился, проводя свои дни в увеселениях, вечно пьяный и обкуренный. Но главной его страстью являлись женщины, не счесть скольких он обесчестил, скольких силой уволок в свой гарем. Даже на плантацию Бесс прибыл в поисках новой красавицы и нашел ее в лице моей Баожей. Мерзавец забрал ее к себе и… – Никита замолчал, лицо его выражало печаль, но вместе с тем презрение и гнев. – Когда все закончилось, моя жена была мертва. Я не мог это просто так оставить. Мне удалось уговорить нескольких друзей на отчаянный шаг, сделать это оказалось легко, ведь условия жизни у нас были ужасными. Мы смогли убить одного надсмотрщика, подкараулив его, и сняли с себя сдерживающие кандалы. Затем ворвались в резиденцию Бесса, и я лично снес ему голову! Тогда я думал, что моя жизнь кончена, но тут ситуация начала меняться. Я не ожидал этого, но угнетенный народ взбунтовался. Конечно, жизнь наша была не сахар, но я привык к мысли, что запуганные существа не способны на сопротивление. Я ошибался, загнанные в угол, мы обретаем новые силы. Мы освободили других рабов, завладели оружием и снаряжением всей стражи, которой на удивление оказалось куда меньше, чем должно было быть. Сама Судьба вела нас! Когда на подавление бунта отправили отряд вспомогательных войск, который располагался в ближайшем городе, состоявший не из граждан, а из числа покоренных народов, он перешел на нашу сторону. Я был потрясен, но оказалось, что ситуация в государстве уже давно была революционной. По городам и деревням ходили разумные, распространяя идеи всеобщего равенства и свободы. А среди образованных пользовались популярностью книги Андрея Швитского, в которых критиковалось рабство и тогдашний строй. Тяготы простого народа росли, жизнь становилась все тяжелее, а в это время аристократы утопали в роскоши. Постепенно наша армия пополнялась новыми членами, к нам шли как люди, так и звери. Объединенные общим врагом мы принимали всех. И я, сам того не желая, возглавил движение, ибо убил Бесса. Мы партизанили, на большее сил не хватало, вступать в открытое столкновение с армией Каланов мы не решались. Я понимал, что шансов на победу у нас нет.
– Я читал, что вы два года скрывались в горах, совершая внезапные нападения.
– Верно, – кивнул Никита, – но однажды нас все-таки заставили принять бой, и мы проиграли бы, если бы не появился Лю Хенг. Он спас нас от неминуемого поражения, наделил силой и стал нашим Вождем, который повел нас к победе! У нас появилась полноценная армия, финансирование, ресурсы и Святые. С таким лидером мы победили в той войне. Почему я присоединился к нему? Во-первых, он пленил меня своей харизмой, это признавали даже его враги. Во-вторых, он создал государство, где не было знатных и простолюдинов, где все разумные равны, где у всех есть еда, одежда и дом. Он боролся за свободу, и я пошел за ним.
– Вот оно как… – вздохнул Александр. Ему еще предстояло хорошенько обдумать это.
– Я думал, что Совет поддержит нас, что они за справедливость, – грустно улыбнулся
– А что насчет красного террора? А жестокие эксперименты? – холодным тоном спросил вдруг Александр, желая проверить Никиту. – Неужели все это враки? Результат вражеской пропаганды?
– Не буду ничего скрывать, – вздохнул Никита, – мы действительно проводили жесткую политику, но того требовало время. Ты знал, что за симпатии к коммунистическим идеям карали смертью? Праведный союз развернул такой же террор, – он скривился, сдерживая гнев, – ты слышал о Пакинской резне? Не знаю, как ее называют ваши историки, но мы именуем ее Трагедией двадцать четвертого перуниона. Мы потеряли тысячи товарищей в тот день!
– О чем ты говоришь? – непонимающе нахмурился Александр. – Неужто о Пакинской чистке?
– Наверное, Пакин ведь город, который основал Лю Хенг, – начал объяснение Никита, – и он всегда был центром коммунистического движения, в нем даже находился главный штаб до его перенесения в Красноград, нашу столицу. Когда уже был создан С.С.К. и мы начали строительство коммунизма, к нам шло все больше и больше разумных, и во многих странах вспыхивали восстания. Разумеется, эта ситуация не нравилась другим государствам, никто не хотел терять свою власть, почти никто, лишь парочка стран изъявили желание присоединиться к нашему Союзу Свободных Коммун. Тогда же, в качестве реакции, появился Праведный союз, и первой их акцией стала резня в Пакине. После нее в городе не осталось ни одного коммуниста, население запугали, а разумные по всему континенту пришли в ярость. Так и началась война.
– Я читал об этом, но в книгах все же была другая точка зрения, – произнес Александр, пытаясь вспомнить то, что читал давным-давно. – Коммунисты хотели захватить власть в Пакине, который формально был частью империи Лонг, а затем начать покорение остальной страны. Уже стянули туда свои силы, но Праведный союз провел блестящую операцию и благодаря героям, в особенности Серафиму Рассекателю, были ликвидированы коммунисты Пакина. То есть, они просто нанесли превентивный удар.
– Историю пишут победители, – отрешенно проговорил Никита, – а в той войне мы проиграли, и теперь все это выглядит как превентивный удар... Враг переиграл нас… сперва Луций предал нашу группу, из-за него погиб Яньди, затем Вивальди пропал в землях драконов. Говорили, что его убил Серафим Рассекатель, но мы не верим в это. Вивальди сильнейший из нас, даже сильнее Лю Хенга. Хотя понятно, что Серафим как-то победил его. Великий человек, жаль, что наш враг.
– Он мой дед.
– Я знаю, Андрей говорил, что нас придет освободить внук врага.
– И он мертв.
– Я зна… ЧТО?! – воскликнул Никита, резко останавливаясь. – Серафим Рассекатель мертв?!
– Я лично видел его бездыханное тело, собственно, так я и получил меч, – кивнул Александр. Он уважал своего деда, даже восхищался им, и это было еще одной причиной неприятия кровавой секты, ведь Серафим с ними воевал.
– Я думал, что он передал тебе меч по собственной воле, как наследнику, по старости лет… – удивленно проговорил Никита, – хотя, если подумать, кто в здравом уме отдаст такой могущественный артефакт? Он мертв… Его убили?
– Да, – кивнул Александр, – его убил Совет.
– Я… не понимаю, – покачал головой Никита, – почему они напали на него? Я всегда знал, что их интересовал Рассекатель, но отобрать его у Серафима значило вызвать недовольство народа, ведь его почитали как героя, наравне с богами, а может и больше, но почему тогда меч у тебя?
– Тело дедушки не досталось Совету, его унес с поля битвы Адриан. А спустя сто лет я нашел его гробницу, и теперь меч у меня, – ответил Александр, вспоминая тот день.
Тогда он познакомился с Асурой и именно его он называет теперь дедулей, а не Серафима Рассекателя, которого ни разу и не видел в жизни, хотя Асура в любом случае его прапрадед.
– Понятно, это очень хорошо, что Совет не смог заполучить Рассекатель.
– Они бы все равно не смогли его использовать.
– Почему?
– Только потомки Асуры могут, – улыбнулся Александр.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Никита, – так ты еще и потомок легендарного Демона. Мы почитаем его как первого бунтовщика против Совета.