Начало Новой Мировой
Шрифт:
— Костик, ты? — развернувшись, спросил отходящий от страха Дима.
— Не похож? — нервным шёпотом спросил друг. — Или контузить успело?
— Вроде, рядом не падали. — нервно осклабился Дима и застучал зубами.
— Не дёргайся, лежи смирно. Под колёса не подставляйся.
Снаружи продолжался тот же ужас. Только теперь к разрывам мин прибавились чьи-то крики. Крики и еда слышные стоны тех, кому не повезло попасть под огонь. Одного из таких бедолаг Дима заметил сам в щель между колёс. Катался по перепаханной взрывами земле, вопил
— Калибр сотый, не меньше… — с нервным оскалом отметил Костя.
— Как понял? — нервной скороговоркой спросил Дима.
— Сильно осколки разлетаются. Отец в Афгане служил, артиллерист. Помню, различать научил в детстве, а я ещё отнекивался. «Зачем мне это?»… «Не пригодится!»… Вот и пригодилось…
Неожиданно резко над головой заговорил пулемёт в башне БТР-80, следом огонь открыли орудия БМП. От их грохота Дима окончательно вжался в дорожное покрытие с пляшущей от страха и нервов челюстью. Куда стреляли, зачем, по кому, какой результат ожидали — даже не думал. Заместо этого сознание заволокла сплошная пелена, подобная шипению расстроенного радио.
В один момент всё прекратилось. Умолкли орудия, пропали взрывы… Остались только крики раненых и свист спокойного, безразличного ко всему ветра.
— Кажись, всё… — прислушавшись, подтвердил Костя.
Дима дёрганными движениями поднял голову, прислушался. Когда убедился, по всему телу пробежала дрожь. Дрожь мимолётной радости, облегчения, отошедшего страха и волнения… На лице без чьего-либо разрешения устроилась нервная улыбка, обнажающая стучащую челюсть то ли от холода, то ли от напряжения. Та же улыбка появилась и у Кости, из под губ вырвался тихий смешок:
— С крещением нас, рядовой.
В промежуток между землёй и днищем БТРа показались ноги в перепачканных ботинках, по ушам ударил знакомый крик:
— Отделение, к машине!
Голос принадлежал Стасу. Тому самому сержанту, с чьей помощью он попал под этот обстрел. Часть Димы винила в пережитом его, вторая часть, более разумная, — самого Диму и его резкие решения на почве эмоций.
Когда у ног сержанта показалась чья-то рука, он испуганно одёрнулся и отпрыгнул в сторону. Поначалу она показалась ничейной. Когда высунулся её обладатель, испуг отошёл и пришло облегчение.
— Костя, бляха… — с ошалелым взглядом и смешком выдохнул Стас.
— Я не «бляха», я живой. — отозвался тот и выполз, протягивая руку кому-то ещё под машиной. — Вылазь.
— Диму не видел? — обеспокоился командир.
— Радуйся, вовремя увидел. — слегка улыбнулся Костя.
В выползающем перепуганном солдате в грязной от пыли форме командир отделения узнал своего старого друга, руки потянулись к второму плечу выползающего. Дима не успел ничего понять, когда его под обе руки выволокли на свет и поставили на ноги, а затем что-то массивное обхватило его плечи с нервным смехом.
— Живой, гадёныш! Живой! — едва
— Живой-живой. — ошарашенно закивал Дима, оглядывая окружение после обстрела.
«Верно у него предчувствие было… — подумал тогда Дима. — А кто это хоть был? Молодой-старый? Рядовой-командир? Стрелок? Гранатомётчик? Снайпер? Может, лежит уже там, на поляне… Без руки, ноги, с перебитой шеей… Или катается ещё…»
Когда руки друга отпустили плечи, внимание всех тут же привлёк голос лейтенанта. Он бежал со стороны блокпоста и повторял с одной и той же громкостью:
— Оказать помощь раненым! Ищите раненых! Командиры отделений — к КПП! Остальные — у транспорта! Раненых оставить на обочинах!
Стас взял одной рукой за плечо Диму, второй — Костю, подтянул к себе и скомандовал:
— Стойте у машины, ждите указаний. Раненых к вам будут подтягивать, так что помогайте. Сумка с медициной в машине есть, что с ранами делать — знаете.
Ближайшие пол часа растянулись до неприличия. От увиденных картин порой накатывала тошнота и отвращение, а только за ними приходило сожаление и сопереживание раненым. Взгляд невольно цеплялся за стрелка, которому оторвало ногу по колено, за такого же рядового, спину которого исполосовали множество осколков, за истёкшего кровью радиста с уничтоженной радиостанцией…
В какой-то незамеченный момент отвращение к крови и ранениям пропало, а крики и стоны стали столь же привычны, как ветер. Брала радость за того пулемётчика, которого два товарища тащили под руки и за ноги, дабы не вывалились кишки из перебитого живота; за того ефрейтора с перетянутой ногой, потемневшей от его же крови; за контуженного снайпера из их отделения, которого уводили куда-то в сторону… Радость за то, что есть счастливчики, которым удача приказала жить дальше. И они выполняли этот приказ, однако каждый со своим уровнем покладистости и тяги к этой самой жизни.
Вскоре прошёл пересчёт выживших, а ещё через десять минут вернулся понурый Стас, как и все командиры отделений к своим машинам.
— Все на борт! — скомандовал он и забрался сам.
— Какие новости? — поинтересовался Дима, усаживаясь рядом.
— Хреновые. — без энтузиазма и каких-либо эмоций отозвался Стас. — Потеряли только на въезде в карантин двадцать три насмерть и одиннадцать ранеными… В итоге едут шестьдесят четыре…
— Задача та же? — поинтересовался с другого края Сергей.
— Да, только теперь усложняется.
Когда колонна сдвинулась с места, Дима заметил, насколько сильно поредела рота. На головных машинах ситуация была не такой страшной: по одному отделению на борту точно было. О задней и центральной части, которая попала под основной удар, такое сказать было трудно: где-то ехало всего пятеро, где-то — трое… Всего на одном бронетранспортёре удалось начитать восемь человек.
И таким составом колонна уходила в дальнейшие бои, на территорию «карантина».