Начало русской истории

Богданов Андрей

Предисловия и комментарии к научным изданиям русских летописей – к сожалению, пока не всех, но всех интересующих нас в этой книге – служат практической цели. Чтобы читатель, например, понимал, что красочное описание сожжения княгиней Ольгой в 945 г. столицы племени древлян Искоростеня в «Повести временных лет» – это добавление автора начала XII в., переделывавшего Начальную летопись XI в., основанную на Древнейшем сказании конца X в., где никакого поджога с помощью голубей нет, а поход Ольги завершился не всеобщим разорением, но миром с древлянами.

В комментариях, благодаря усилиям летописеведов, выделены и добавки в текст предшествующих летописей, возможно,

восходящие к добытым старинным редактором источникам, и найденные им красивые сказки и былины (о белгородском киселе, о богатыре Никите Кожемяке и т. п.). Приводятся в критических изданиях и сопоставления сведений летописи с иными сохранившимися источниками: русскими и иностранными, письменными и археологическими. Даже не будучи искушенным ученым, читатель получает возможность оценить достоверность интересных ему исторических сведений или просто наслаждаться чтением летописи как памятника древнерусской литературы.

Летописи – это яркие литературные и публицистические произведения. Школьные воспоминания о том, что летописцы якобы «без гнева и пристрастия» описывали события год за годом, отбирая и отображая их с похвальной объктивностью, следует с доброй и ироничной улыбкой забыть. В этой книге будет немало страниц, посвященных страсти, с какой летописцы всеми силами и средствами старались обосновать свою концепцию истории Древней Руси.

То же самое мы видим в современной литературе, например, о войне 1812 г., революции 1917 г. или Великой Отечественной войне. Можем ли мы на основании этих новых, непременно концептуальных исследований, судить о реальных событиях? Несомненно, можем. Если мы понимаем концепцию автора и тенденцию его изложения, особенно сопоставляя сочинения авторов с разными точками зрения. То же касается древнерусских летописей и житий, которые развивают друг друга, сталкиваются между собой или, напротив, с похвальным усердием обличают всех, чужих и своих власть имущих (и средства дающих), когда те угрожают самому ценному – единству Руси.

Объективизированная форма повременных записей недолго скрывала от ученых собственный взгляд автора на события, оценку их причин и участников в зависимости от исторической концепции, политического заказа и местных пристрастий. Уже в древнейшем летописании столкнулись претензии на первенство между Новгородом и Киевом, а по мере усиления раздробленности Руси летописцы все ярче выражали точку зрения своего «стольного града».

Но не утратили силу общие идеи, которые позволяли книжникам объединять разные летописи в монументальные общерусские произведения – своды. Они включают помимо летописных статей массу вписанных по годам литературных произведений: Жития канонизированных в XI в. княгини Ольги и князя Владимира, князей Бориса и Глеба и других русских святых, церковные (например, о начале Киево-Печерского монастыря) и светские повести (о начале Русской земли, о полянах, о восстании 1068 г. в Киеве, об ослеплении князя Василька и др.).

В текст органично вписывались и документы вроде древних договоров Руси с Византией и народные сказания. Хотя составляли своды чаще всего ученые монахи, увлекательный и остроумный рассказ был ориентирован на читателя и еще более широкого слушателя. Читали летописные своды князья династии Рюриковичей, которых летописцы прославляли, не забывая наставлять оставить ссоры и служить Русской земле: сочинения Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха даже вошли в летопись. Читали бояре и дружинники, зажиточные горожане и просвещенные деятели церкви.

Сама тенденция летописей, которая, как мы увидим в этой книге в деталях, мешает нам достоверно

оценить многие описанные в них события, очень ценна для понимания того, что важнее событий – самосознания обитателей Русской земли, и определения, кто был земле хозяином. Не могу не отметить, что основная концепция древнерусских летописей близка и понятна современному русскому читателю. Она соответствует нашему историческому сознанию в большей мере, чем жалкие попытки современных нам фантастов ее оспорить.

При прикосновении к древнерусским текстам модное представление о том, что принятие христианства в конце X в. означало войну с народной традицией, разлетается в прах. Русь для древнерусских книжников первична, принятое от греков православие и пришедшая с ним из Византии и от южных славян книжность – лишь вторая по значению ценность, смысл которой состоит в развитии и украшении Руси.

«Слово о законе и благодати» первого русского митрополита Илариона, обращенное с этой мыслью к Ярославу Мудрому в середине XI в., стало краеугольным камнем русского православия и национальной исторической концепции. Эта концепция соединила христианство, которое русские приняли позже многих народов, и династическую легенду «призванных» князей с гордостью за Русскую землю и верой в ее великую миссию.

Выступив со «Словом» в храме Софии Киевской, Иларион с помощью авторитета Священного Писания доказал, что для новой веры потребны новые люди: они превзойдут старые народы в служении Богу, который не зря «спас и в разум истинный привел» россиян. Предрекая русскому народу еще более великую миссию, митрополит восславил Владимира – наследника великих князей, которые «не в худой и не в неведомой земле владычествовали, но в Русской, которая ведома и слышима во все концы земли».

Не греки крестили Русь, но славный Владимир, не уступающий равноапостольному императору Константину Великому. «Только от благого помысла и остроумия» принял христианство могучий князь, открыв новую страницу истории, на которой русские являются «новыми людьми», избранным Богом народом.

Прославленный летописцами наравне с Владимиром Святым и даже более него, Ярослав Мудрый с полным правом бросил вызов церковному господству Византии, поставив в митрополиты русского священника Илариона вместо греческих монахов, проводивших политику приобщения варваров к империи. Ярослав в корне изменил эту ситуацию, когда при его поддержке Антоний Любечанин положил начало русскому монашеству.

В основанном Антонием Киево-Печерском монастыре в начале XII в. была создана «Повесть временных лет» – свод летописей до 1110 г., ставший основой почти всех последующих сводов. Составитель «Повести» (большинство ученых полагают, что это был монах Нестор, написавший Житие Феодосия Печерского) дополнил начальную летопись сведениями о разных народах из славянского перевода византийской Хроники Георгия Амартола, указав место славян и русских среди потомков Ноя и описав славный византийский поход русских князей Аскольда и Дира, невзирая на то, что они не были Рюриковичами.

Славянский источник дал ему основание изложить библейские события от Сотворения мира, а перевод жития Василия Нового – сведения о походе на Царьград князя Игоря. В рассказе об одолевшем Византию Вещем Олеге монах-летописец припомнил даже предсказавшего его смерть языческого волхва. Летопись славила русских князей и воинов, совершавших лихие набеги на христианскую империю, скорбя о поражениях язычников и превознося правоту сражавшего «греков» Святослава не меньше, чем хитроумие его крещеной матери Ольги, поставившей на место заносчивого императора.