Начало жизни
Шрифт:
— А вдруг мы всё это вообразили с тобой, Нюсечка? Ну, подумаешь, подкармливают своих сотрудников, что ж такого? Ведь это официальное учреждение…
Она с сомнением покачала головой, не давая убаюкать себя успокоительными речами. Нет, тут дело нечисто. Вот и надо посоветоваться с кем-нибудь из партийцев.
В понедельник папа не пошел на службу, только сходил днем сообщить, что берет расчет. Странным образом, с него не потребовали обратно его «премиальных». Вечером отец и мать закрылись в своей комнате и долго разговаривали шёпотом.
А потом, в воскресенье,
Проходя однажды мимо конторы «Союззаготпрода», Анна Васильевна увидела этого консультанта выходящим из двери под знакомой вывеской: у него были черные глаза и черные усы, был он чем-то знаком Анне Васильевне… Он не узнал ее, не поклонился и прошел мимо, а она, напрягая память, вспоминала: плетеная корзина, пеленки, Севочка… Плетеная корзина… «От Зои Васильевны». Да это же был он, человек, которого она прятала от деникинцев! Почему же он не поздоровался с ней, неужели забыл доброе? И как мог он очутиться в этом подозрительном «Союззаготпроде»? Или они с Борисом просто вообразили, и ничего подозрительного в этой конторе нет?
Через два месяца она прочитала в городской газете о том, что Губчека раскрыла белогвардейскую подпольную организацию, сколачивавшую повстанческие отряды в казачьих районах. Губчека арестовала пятерых главарей, но один ускользнул: это был «бухгалтер» Гродзенский, вербовавший Бориса Петровича на службу в «Союззаготпрод».
В один из вечеров в квартиру Бориса Петровича снова вошел черноглазый и черноусый человек, которого когда-то прятала Анна Васильевна. Ее не было дома, Борис Петрович встретил его весьма сдержанно.
— Я из Губчека. Вы доцент Лоза Борис Петрович?
— Да, это я…
— Ну, как научная работа ваша идет?
— А почему, собственно, это интересует Губчека? — спросил Борис Петрович. Он тут же испугался своего вопроса, но пришлось бы снова — он спросил бы то же вторично.
— Не Губчека, лично меня интересует.
— Я нигде не служу, — независимо ответил Борис Петрович.
— Почему не служите? Не хотите?
Борис Петрович готов был взорваться и наговорить лишнего, разговор показался ему издевательским. К счастью, вернулась Анна Васильевна. Она обрадовалась гостю, велела няне поставить самовар и приготовить чай. Беседа с неожиданным гостем сразу стала легче и приятней.
— Пришел я поблагодарить вас, — сказал, наконец, гость супругам. — Вы, товарищи, помогли предотвратить большое несчастье. Вы уже из газет знаете обо всем. У них был расчет на вашу немоту, — гость кивнул Борису Петровичу, — на то, что вы безопасны для них, Борис Петрович. А теперь, если вам не трудно, расскажите, почему, вы не работаете по специальности?
— Потому что меня считают за недобитого врага, — вызывающе ответил Лоза.
Поздно вечером, когда чай был выпит, а невеселая история Бориса Петровича рассказана во всех деталях, гость сказал,
— В университет вы можете явиться хоть завтра же. Завтра утром я позвоню этому неучу Скворцову и скажу, что никаких подозрений вы не вызываете и чтобы он принял вас на прежнюю должность.
Полный надежде Лоза не стал откладывать свой поход в университет. Перед дверью Скворцов а ему пришлось посидеть минут двадцать, — там шло совещание, и когда кто-нибудь выходил в коридор, из дверей вываливались клубы горького махорочного дыма.
По знакомому коридору прохаживались два научных сотрудника кафедры зоологии. Они брезгливо кривились, искоса взглядывая на старую красноармейскую шинель Бориса Петровича.
Заседание у Скворцова кончилось, люди выходили поспешно, все торопились куда-то. Леонард Антоныч, вышедший с другими, преувеличенно вежливо поздоровался с Борисом Петровичем.
— Говорят, вас снова принимают? По высочайшему ходатайству? — пошутил он. — Это хорошо, у вас сильные покровители… Полагаю, что чувство благодарности вам не чуждо, как всякому интеллигентному человеку! Вы не обращайте внимания, если ваши коллеги будут первое время немного сторониться вас… Ну, будьте здоровы! Всё хорошо, что хорошо кончается.
Разговор со Скворцовым был еще более определенным:
— Можете приступать, — сказал Скворцов, — но имейте в виду: контролеров здесь и без вас хватает. Сами такие. Я не мальчик и понимаю, зачем вас прислали.
На обратном пути домой Борис Петрович забежал в пивную и выпил у стойки стакан пива. Дома он молчал весь вечер и после настойчивых просьб жены ответил ей коротко:
— В университет я не вернусь ни в коем случае.
Неподалеку за городом университет имел небольшой участок земли, на котором сотрудники устроили коллективный огород.
Желая хоть чем-нибудь обеспечить семью, папа занялся огородом. Он накупил семян, размачивал их в блюдечках с водой, ставил на солнце, а потом увозил на огород. Иногда он дежурил ночью. Возвращаясь домой, рассказывал страшные истории про бандитов, про убийства в глухих переулках. На дневные дежурства иногда ездила няня.
Сторожить днем было не тяжело, — Маша не раз ездила на огород с няней. Во время дежурства на участки приходили работать служащие университета и их родственники. Весной они пололи, прореживали грядки, летом начинали собирать урожай. Один раз Маша увидела там Леонарда Антоныча. Он прошел мимо своих грядок, потом стал прогуливаться вдоль огорода, разглядывая чужие участки.
Маша полола огурцы, то и дело поправляя волосы, падавшие на лоб. Она увидела, как Леонард Антоныч быстро нагнулся и — раз-раз-раз! — выдернул из чужой грядки несколько морковок-скороспелок. Он кинул взгляд в сторону Маши и понял: она заметила. Быстро сунул морковины в карман брюк и пошел дальше. Кружевные зеленые веточки торчали у него из кармана вместе с кончиком белого носового платка.
— Вор! — хотела крикнуть Маша, ведь она затем и пришла сюда, чтобы стеречь огород от вора. Но не крикнула, удержалась. О замеченном она рассказала няне.