Начало

Пирс Мэри

– Боже, я не пил молока с тех пор, как погибла наша старушка Клевер, – сказал Джесс, вздыхая.

– Разве вы не получаете молоко из Чекеттса?

– Мы получаем там кварту, но оно синее. Гуди заставляет, чтобы отец выпил хотя бы пинту. Потом нужно четверть пинты отдать на подкорм поросенку, и четверть пинты мы употребляем, забеливая наш чай.

– Я буду оставлять тебе пинту каждое утро, – обещала ему Бет. – Ты сможешь забежать сюда во время обеда и выпить ее. Но ты ничего не рассказывай об этом остальным работникам, иначе они станут смеяться над тобой.

– Ты

мне будешь давать каждый день пинту молока? Я скоро стану таким же толстым, как лендлорд, правда?

– Сейчас тебе лучше идти. И вытри рот, а то все узнают о нашем секрете. Эй, подожди секунду, у меня есть идея.

Она пошла в сарай и что-то начала искать в куче мешков. Бет вытащила один мешок, очень рваный, и отдала его Джессу.

– Они просили тебя принести им мешок дыр, так? Вот он! Ты можешь его отдать им.

Всю весну и лето Бет два раза в неделю ходила в Пайк-Хауз. Уолтер всегда радовался ей.

Он с каждым днем все слабел и делался еще прозрачнее. Но жизнь все еще теплилась в нем, как в птице со смертельной раной. В хорошие дни он сидел в кресле у отворенной двери и впитывал в себя любой звук и запах, которые дарила ему земля.

– Со мной еще не все покончено, – обычно приговаривал он. – Я буду держаться за такое прекрасное лето. Я люблю погреться на солнышке и не пойду под землю, пока от нее веет таким теплом.

Сливовые деревья в Коббсе принесли чудесный урожай. Даже работникам раздавали много фруктов, и после этого у Бет осталось еще семьдесят фунтов слив. Она разложила сливы в две большие корзины и пошла на перекресток, чтобы оттуда доехать на повозке в Чепсуорт.

Там она продала все сливы и пешком отправилась домой. Пустые корзинки поскрипывали в ее руках, а в карманах фартука позвякивали монетки.

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – спросил ее дед за ужином. – Или ты держишь в секрете, что ты была в Чепсуорте и торговала моими сливами?

– Секрет? Да Тимми видел, как я садилась в телегу.

– Ты ездила на рынок, как мелочная торговка! Все станут думать, что у меня нет денег!

Он через весь стол послал к ней кружку для пива и молча смотрел, как Бет с трудом подняла тяжелый глиняный кувшин, чтобы наполнить его пивную кружку.

– Ну? – прикрикнул он. – Сколько же ты выручила за эти чертовы сливы?

– Восемь шиллингов и шесть пенсов, – ответила ему Бет.

– Что? За семьдесят фунтов лучших слив?

– Я вполне довольна тем, что получила.

– И где же эти деньги?

– Я их убрала в укромное место.

– Вместе с теми деньгами, которые ты получаешь за свои яички? Тебе не пришло в голову, что сливы принадлежат мне?

– Я их собирала и поэтому считаю, что часть слив принадлежит мне. Мне нужно отложить деньги на черный день.

– Да ты просто мелкая скупердяйка, вот кто ты такая! Ты похожа на старую жадину, вроде старухи миссис Бант.

Он закончил ужин и откинулся на стуле, не сводя с нее глаз. Старику не хотелось требовать у нее деньги, но он также не мог примириться с тем, что у нее могли быть свои сбережения.

– Для тебя не будет

черных дней, – наконец вымолвил он. – Пока ты со мной, ты себя можешь чувствовать в такой же безопасности, как Английский банк. То же самое касается и твоего мужа и всей твоей семьи, когда они появятся у тебя.

– Боже ты мой! – сказала Кейт. – Вы хоть бы дали девочке подрасти, прежде чем забивать ей голову такими мыслями.

– Ей не нужно ничем забивать голову. Она слишком для этого умна! И если я не ошибаюсь, то, когда ей стукнет двадцать, у нее уже будет парочка сопливых ребятишек.

– Только парочка? – спросила Бет.

– Мисс, вам не стоит меня испытывать. Я совсем не против того, чтобы ты пораньше выскочила замуж. По мне, так чем раньше, тем лучше, и я соответственно буду строить свои планы.

– Что еще за планы? – спросила Бет.

– Погоди! – сказал дед. Он был рад, что за ним остается последнее слово. – Со временем все сама узнаешь.

На следующий день, когда в двенадцать часов Джесс пришел в маслобойку за своим молоком, Бет ждала его. Она отдала ему маленький сверточек с деньгами.

– Что это такое? – спросил Джесс.

– Это деньги, чтобы купить кое-что для твоего отца.

– Сверток тяжелый, там, наверное, много денег. Я не знаю, стоит ли мне брать их у тебя.

– Если ты не возьмешь деньги, я их выброшу в помойку.

– Бет, ты, наверно, очень богата.

– Нет, это не так.

– Тогда, мне кажется, ты очень хорошая. Правда! Клянусь Богом! Ты – добрая самаритянка, вот кто ты!

– Я просто понимаю, что такое быть очень бедной, вот и все! И мне кажется, что я еще вернусь к бедности когда-нибудь. И тогда я стану ждать от тебя такой же помощи.

– Но почему ты можешь снова стать бедной, Бет? – Я это нутром чувствую!

Как-то она кормила кур в саду и услышала шум во дворе мастерских. Дед Тьюк уехал куда-то по делу в это утро, и работники радовались продыху в работе. Они намазали табуретку горячим клеем, набрав его прямо из горшка, стоявшего на огне, и требовали, чтобы Джесс оседлал табуретку. Джордж Хопсон и Тимоти Роллз единственные не принимали в этом участия. Остальные столпились вокруг табуретки и насильно старались посадить на нее Джесса. Они привязали шнурки его ботинок к ножкам и перекладинам внизу табуретки.

– Не вздумай брыкаться, парень, а то мы выдадим тебе то лекарство, которое обычно прописывается упрямым ослам.

– Отпустите его, мы посмотрим, как он умеет скакать, – предложил Лини.

– Отойдите! Он брыкается, как сам Сатана! Как дела, Джесс? Почему ты нам ничего не говоришь?

– Он не может говорить!

– Эгей, вперед! Но мне кажется, что он плохо держится даже в таком безопасном седле!

Джесс покачнулся и наклонился вперед, чтобы не упасть, и ухватился за сиденье табуретки. Его пальцы тут же прилипли к горячему клею, они слиплись вместе и кожа покраснела. Он снова качнулся из стороны в сторону и, когда порвались его связанные вместе шнурки, он просто кучей тряпья свалился на землю.