Начало
Шрифт:
Снизу ей что-то кричала Дженни. Она звала ее домой.
– Бетони-и-и. Ты на сеновале, да? Бетони! Тебя мама зовет!
Бетони не двигалась. В висках у нее стучало. Потом Дженни ушла и наступила страшная тишина.
Затем она услышала голос отца. На этот раз у нее просто вспыхнуло пламя в сердце. Бетони пошевелилась, и кипа сена покачнулась и упала на пол. Отец услышал стук и еще раз, более строгим голосом позвал ее.
– Бетони! Я знаю, что ты наверху. Сейчас же спускайся. Ты себя ведешь как жалкая трусишка!
Послышался
– Как хочешь, – крикнул он ей. – Хочешь помирать с голоду – твое дело!
Она слышала его прихрамывающую походку, когда он шагал по булыжникам, слышала, как со стуком за ним захлопнулась дверь дома. Бетони подумала, что теперь, уж точно, его не волновало – жива она или нет. Он оставил ее одну здесь в темноте, в голоде и холоде, на съедение крысам!
Опять наступила тишина. Она продолжалась бесконечно, бесконечно… Потом вдруг задрожала лестница, и кто-то поднялся на сеновал и направился к ее укромной норке.
– Выходи, – спокойным и холодным голосом сказала ей мать. – Уже девятый час, и ты ничего не ела уже семь часов.
Бетони сдалась на милость победителя, и мать за руку привела ее домой.
– И ты еще смеешь прятаться, – сказала ей бабушка Кейт. – Увела с собой детей на реку, и из-за тебя чуть не утонул твой брат!
– Тебе не стыдно? – поинтересовался у нее прадед. – А если у Уильяма начнется лихорадка! Мне кажется, тебе стоит серьезно подумать над своим поведением, девица. Да, я так считаю!
– Она уже достаточно думала, – заметила мать.
– Как дела у Уильяма, мама? – спросила Бетони.
– Ха, могу сказать, что не так уж плохо! Он сидит в постели, а все бегают вокруг него. И твой отец тоже. Тебе не стоит волноваться из-за Уильяма. Он сейчас ходит в героях и наслаждается этим.
– Ну, успокойся, Бетони, – сказала бабушка. – Все уже закончилось. Улыбнись.
Но Бетони, хотя ей и стало легче, когда она услышала, что Уильям пострадал не очень сильно, все еще не могла прийти в себя и развеселиться. Она была виновата в том, что случилось. Она всегда была во всем виновата. Весь мир против нее. Она знала, что теперь уже никогда не будет улыбаться.
Уильяма держали в кровати три дня. Вечером он спустился вниз к ужину. У него было такое розовое, чистое, свежее лицо. Дженни сказала, что он похож на мальчишек из церковного хора. Тщательно причесанные волосы чудесного золотистого цвета блестели.
Воистину, это был его день. Каждый, кто входил в кухню, задавал ему вопросы, как он себя чувствует. И все что-нибудь дарили.
– Мама! – воскликнул Уильям, стуча ножом и вилкой по столу. – Бабушка сказала, что сегодня у нас будет торжественный ужин. Где он? Что у нас будет – пикша под соусом из петрушки?
– Успокойся, – сказала ему Бет. – Подожди, пока за стол сядет отец.
– Кто, я? – спросил Джесс. – Я уже сижу! Я просто бегом бежал, здесь так хорошо пахнет!
– Тогда я начинаю вас угощать, – сказала Кейт.
Она
Нужно было видеть лицо Уильяма. У него просто отвалилась челюсть и раскрылся рот.
– Ну что, сынок? – спокойно спросил его Джесс. – Ты и не мечтал об этом?!
– Боже! Как я хочу скорее попробовать! – воскликнул Уильям, и все кругом захохотали. – Я хочу попробовать! Скорее!
– Конечно, и тебе понравится. Еще бы! Это – пища королей!
– Ты сразу поумнеешь, – добавила бабушка, кладя себе на тарелку порцию.
Бетони поймала на себе взгляд отца. У нее внутри все задрожало. Он уже давно не смотрел на нее таким мягким и теплым взглядом. Бетони почувствовала, как ей стало легче на душе. Она решила, что впереди еще много хорошего, и, главное, она изменится: станет доброй, умной и будет вести себя хорошо. Но в этот момент Дженни открыла свой противный рот и сказала то, до чего ей не было никакого дела. Она все испортила. У Бетони напрочь испортилось настроение.
– Вы только посмотрите, – сказала противная Дженни, – Бетони улыбается. Л ведь сказала, что больше никогда не станет улыбаться!
– Я этого не говорила. Нет, не говорила! – кричала Бетони.
– Ты написала это в своем молитвеннике. Я сама это видела, Роджер тоже видел!
– Ах ты, мерзкая жаба! Ты еще подглядываешь за мной! – заорала Бетони, она перегнулась через Уильяма и ударила Дженни по лицу.
– Бетони, сию же минуту отправляйся спать! – приказал ей отец громовым голосом.
– Она еще не ужинала, – сказала Бет. – Бетони, извинись перед Дженни и поешь, как хорошая девочка.
– Я не стану извиняться и не буду ничего есть, – продолжала орать Бетони, соскочив со стула. – Я отправляюсь спать и потом умру от голода!
Она выбежала из кухни, громко хлопнув дверью, и помчалась, спотыкаясь, вверх по лестнице, без свечки, чтобы осветить себе путь. Она сорвала с себя бусы, которые отец подарил ей на день рождения, швырнула куда-то в сторону, и они приземлились на часах, висевших на стене.
– Угри! – возмущалась она, ощупью добираясь до спальни. – Ужасные, вонючие, скользкие – вот гадость!
Она достала из-под матраса свой молитвенник, вырвала оттуда страницы и, порвав их на мелкие клочки, разбросала по полу. Даже в темноте они смутно белели на полу.
– Вот так! – сказала она, резко срывая с себя одежду. – Теперь уж я точно попаду в ад.
Она залезла в постель и лежала там, напряженная и замерзшая, натянув себе на ноги ночную рубашку, как саван. Сегодня, когда она наконец заснет, это будет вечный сон. Она желала тихо умереть во сне. Ее поднимут с постели и положат в мокрую землю в маленьком гробу, изготовленном ее отцом. И потом вся земля замрет от горя.