Начало
Шрифт:
18 октября 1987 года, воскресенье
В воскресный день москвичу податься некуда. С утра созвонился с Женькой и встретились. Хотели пойти в кино, но в кино не получилось. Кругом люди и все билеты проданы. В «Ударнике», «Звёздном» и других кинотеатрах идут фильмы Милоша Формана.
Ездили в театры, пробовали купить билет на «Собачье сердце» в МТЮЗе и в театре им. Станиславского. Но и там пусто. Поехали на Арбат. Там прочитали вывеску: «Экспериментальный киноцентр приглашает в группы сценаристов, режиссёров, актёров,
Вечером пошли в филиал театра имени Маяковского на спектакль «Блондинка». Впервые в филиале, здание не понравилось. И артисты, занятые в спектакле, были не на слуху. Однако на сцену вышел актёр и я забыл обо всём, что не касалось спектакля. Давно я не был в театре. В последний раз «Заседание парткома» смотрели в день смерти отца.
Спектакль оживил, вернул мне силы. Женьке постановка не понравилась, в этом наши мнения разошлись.
Вернувшись домой, я позвонил Наталье Борисовне. Договорились встретиться в пятницу, предварительно созвонившись. Перестали узнавать мой голос по телефону, буду богатым.
19 октября 1987 года, понедельник
Надел белый свитер из ангорки, что сестра связала и пошёл на работу. От свитера летит шерсть. В шерсти и пальто и шарф и рубашка.
Толя повёл меня на Лабораторный, пытался говорить о театре. А вечером напился и напросился вдвоём с Юркой Ломакиным в гости к Вере Шишацкой. Они больные, она больная, как поладят не знаю.
Ходил по делам комсомольским, знакомился с подопечными персонально и всех, без исключения звал на конференцию. В иное время и сам бы не пошёл, а тут приходится не только идти, но и зазывать.
Звонила Таня, дрожащим голосом поздравила с назначением. Я сломя голову к ней в кабинет, а у неё гости. Сидят за огромным столом молодые люди, курят, трепятся. Она со мной говорит, а сама дрожит. Я стал её пристально разглядывать. Таня встала, отвернулась и стала теребить засохший цветок в глиняном горшке.
Не помню, что я ей говорил, что она мне отвечала. Кажется, молодые люди заметили, что ведём мы себя странно. Я ушёл, пообещав заглянуть завтра, надеюсь застану её одну.
Хотел почитать стихи Маяковского, не получилось.
Приехал домой, стол накрыт. За столом мама и тётя Саша Корнева. Девять дней. Под разговор выпили бутылку сухого вина. Тётя Саша рассказала притчу о людях, знавших день своей смерти и только она ушла, — я взял тетрадь и записал услышанную историю.
Смотрел по телевизору фильм «Обломов». После чтения книги уже не то. Действительно, трудно экранизировать классику.
Звонил Женька. Он теперь с работы приходит поздно и звонит поздно.
20 октября 1987 года, вторник
С утра я прошёлся по своим комсомольцам. У одного из них возникли вопросы. Мы вместе с ним отправился в комитет комсомола. В кабинете у Тани сидела её подруга, но увидев меня, девушка предупредительно вышла. Видя такое дело, я отпустил комсомольца. Пообещал ему, что сам обо
Оставшись с Таней наедине, я приблизился к ней и хотел поцеловать. Она сначала слабо отнекивалась, а потом решила поставить меня на место. Я думал, что она шутит, но всё было очень серьёзно. Вчера со смешной причёской, увидев меня, раскраснелась у всех на глазах. А сегодня нарядная, строгая, с чистыми, распущенными волосами. Всё, как мне понравится. И вдруг, такой бесцеремонный отпор: «Держите себя в руках».
Я её хорошо знаю. Знаю, что любит меня. Знаю, что теперь, кроме как в ЗАГС, никуда со мной не пойдёт. Сообразив всё это, я сник. С этой неприятностью острее всплыли картины недавних похорон отца, и совсем уж стало невмоготу. Таня и сама была не рада своему окрику. Глаза её потеплели, щёки снова порозовели. Она сделала несколько шагов в мою сторону, но я уже повернулся к двери и выходил.
Купил на работе книгу Даниила Гранина «Зубр». В мастерской её и оставил. Звонил Женька, встретились на «Добрынинской». Пошли в кинотеатр «Новороссийск» на американский фильм «Создатель политических образов».
Вернулся домой, мать волнуется, причитает: «Где Марина? Где Марина? Должна была быть дома уже час назад». Меня стало трясти нервной дрожью. Я ушёл в свою комнату и попробовал читать. Открыл «Первую любовь» Богомолова. Я хотел бы экранизировать этот рассказ. Может быть, когда-нибудь сниму.
Глава 12 Без надежд, без утешения
21 октября 1987 года, среда
Хорошие дни ушли. На улице туман, в душе неразбериха. Придя на работу, увидел в зеркальном отражении своё лицо, изрядно похудевшее. Смерть отца и вчерашний разговор с Таней не прошли бесследно.
Несколько раз за день ходил к Николаю Ивановичу, в качестве комсомольского секретаря подписывал бумаги. Мне и самому была объявлена благодарность к семидесятилетию Октября. Все эти премии, благодарности, секретарство без Тани мне не нужны.
Выкупил у Ленки книгу, сходил к комсомольцу Горячеву в метрологию. Прогулялись с Борькой по магазинам в новых телогрейках.
Звонил Бочаров, стал называть меня Алексеем Ивановичем, вот что значит чин секретаря. Играли в домино. Мы в паре с Борисом, Толя с Юркой. Первую партию выиграли у них, вторую проиграли.
После работы нас с Борькой послали на политучёбу. Мы зашли в конференц-зал, посмотрели, что там происходит и ретировались.
Борька приглашал к себе в гости, но я поехал домой.
Читал «Ревизора», пробовал учить монолог Хлестакова. По телевизору сказали, что аэропорты закрыты для приёма самолётов. В городе сильный туман. Не Москва, а Лондон.
22 октября 1987 года, четверг
Во время нашего с Борькой завтрака, в мастерскую ввалился Толя с красными глазами. Отпросился у Николая Ивановича и ушёл домой. Работа без начальника для нас блаженство.