Начать жизнь заново
Шрифт:
В памяти всплыло выражение брезгливости и отвращения на лице матери, в ее глазах, когда она смотрела на меня этим утром. Скрещенные руки отца и его поджатые губы. Я мечтал об объятиях, я молил о поддержке. Они даже не подошли ко мне!
Покачав головой, я сглотнул подступившие к горлу слезы, сжал рукоятку ножа, задев пальцами лезвие. Из-под стали скользнула капля крови, и я зажмурился.
Быстро. Нужно сделать это быстро. Главное не дать себе времени на раздумья, хватит уже с меня мыслей.
Я задержал дыхание, крепче сжав нож, и…
– Черт!
Внезапная боль в руке, причиненная
Я думал, что никогда больше не услышу, как он рычит, после того единственного раза. Я думал, что собака не может спасти человека от самоубийства. Я думал, что никогда в глазах пса не увижу столько человечности, сколько не видел в глазах собственных родителей.
– Ох, Ричи…
Из моей груди вырвался всхлип, а из глаз брызнули слезы. Я бросился ему на шею, зарыдав, пряча лицо в густой шерсти. Ричи выпустил мою руку, тихо поскуливая и пытаясь лизнуть везде, где только мог дотянуться.
Я потерял счет времени, сколько мы так пролежали на полу, пока меня била истерика. Я спрашивал своего пса, как мне жить дальше, а он скулил в ответ, не пытаясь отстраниться от моей хватки. И в конце концов, глубокой ночью, я забылся тревожным сном. Опустошенный, разбитый, убаюканный мерным дыханием единственного родного мне существа в этом мире.
Глава 5
На выходные отец уехал по рабочим вопросам, а мать осталась дома хлопотать над предстоящим торжеством. Адвокатская палата Моргана праздновала юбилей, и наша семья была приглашена на него. Это было значимое событие, к тому же меня должны были представить на этом мероприятии, как нового члена команды.
На эти два дня я закрылся в коконе апатии, максимально отстранившись от мира. Закидываясь с самого утра кучей обезболивающих и найденными в аптечке матери прозаком и мапротилином 1 , я часов на 18 терял способность рационального мышления. Смесь обезболов и двух видов антидепрессантов давала спасительный эффект пустоты в моей голове.
1
Прозак – антидепрессант, производное пропиламина. Мапротилин – тетрациклический антидепрессант.
Двигаясь словно робот, я автономно выполнял все то, что ждала от меня моя мать, и хорошо поставленная речь давала гарантию, что я не блеял, как дебил, когда ко мне обращались. Однако я почти не помнил эти разговоры. Я не помнил почти ничего, кроме смутных образов, как будто вспоминал фильм, посмотренный несколько лет назад. Через каждые несколько часов я склонялся над унитазом, освобождая протестующий желудок от колес, закидывая парочку новых. И каждый вечер, выблевывая из себя все таблетки вместе с прожитым днем, я засыпал после этого на полу в обнимку с Ричи.
В понедельник вернулся отец, и они с матерью, обзвонив всех своих «полезных людей», собрали семейный совет. Я смог уловить, что семья
Я согласился без боя. Мать с отцом только молча переглянулись: видимо, они ожидали от меня очередного всплеска «подросткового бунта». Но я был не в состоянии спорить. Я только выдавил из себя согласие и снова уперся взглядом в пол. Но все же успел заметить удовлетворительный и облегченный кивок матери и слегка подозрительный взгляд отца. Вспышкой молнии в моей голове пронеслась мысль, что вот сейчас он мне скажет: «Сын. Если вдруг ты подсел на наркотики или что-то подобное…»
Что он бы сказал дальше? «Ты можешь рассказать мне»? «Я беспокоюсь о твоем состоянии»? «Это не то занятие для молодого успешного парня»?
В любом случае, он просто промолчал. А я не стал развивать мысль. Потому что не хотел и потому что не мог. Всё, чего мне хотелось – лечь на пол с Ричи и тупо смотреть в потолок.
Ну и блевать. Нестерпимо хотелось блевать.
Бросив что-то о сне перед тяжелым днем, я, пошатываясь, поднялся в свою комнату и бросился в туалет. Упав на колени перед унитазом, я обхватил дрожащими руками его бока и с мерзким звуком выплюнул то скудное содержимое, которое было внутри. Живот свело резкой режущей болью, и я, свернувшись в клубок на коврике, тихо заскулил, обняв колени.
Блевать больше не хотелось, а вот сдохнуть – безумно. Впрочем, это желание поселилось во мне с той ночи и не отпускало, пока я не закидывал в себя антидепрессантов до отупения.
Когда я проснулся после удушающей истерики в тот роковой день, в голове еще мелькала мысль сходить к врачу. В конце концов, мой зад кровоточил, а на шее осталась полоса от рубашки. Но перед глазами всплывали лица родителей, на которых – неверие, смешанное с плохо скрытым отвращением.
Я не мог представить, что еще когда-то смогу произнести словосочетание «меня изнасиловали». Эта фраза окончательно уничтожит меня, и я это знал.
И вот я валяюсь на полу ванной, умирая от боли. В глазах плясали черные мушки, а сама комната танцевала с ними самбу, и я зажмурился.
«Нужна таблетка, – думал я, – и еще одна, от боли»
Но стоило хоть немного разогнуться, и боль снова скручивалась тугим узлом, заставляя тихо выть. Черные мушки стали черными пятнами, продолжая свой танец даже через закрытые веки, сознание медленно уплывало от меня. Чему я был несказанно рад. Я только успел понадеяться, что впаду наконец в кому, когда чернота окутала меня полностью.
Очнулся я от теплого, мягкого и влажного прикосновения к лицу. Попытался отмахнуться от этого вторжения, но промазал, и пальцы стукнулись о плиты. Сквозь полубредовое состояние пробилось теплое дыхание, а потом – тихие поскуливания. Этот звук заставил меня сделать над собой усилие, и я с трудом приоткрыл глаза.
Ричи лежал рядом, подталкивая лапой мою руку и периодически бодая меня в грудь головой. Я слабо улыбнулся и, позволив ему приподнять мою руку, зарылся пальцами в шерсть. Говорить я не хотел, да и не факт, что смог бы. К тому же это было и не нужно, мы понимали друг друга без слов.