Начинающий писатель
Шрифт:
Ворвавшись ко мне в комнату в дорогом костюме и черных блестящих ботинках, тут же сморщил лоб от скопившегося табачного дыма, серой тучей вылетавшей сквозь открытое окно.
– Та-да-а-м!, – его глаза широко открылись и из-за спины появилась надувная женщина с ярко накрашенными губами свернутых в трубочку.
– Что за черт? – я потушил сигарету и повернулся к нему. Сергей проснулся от громкого крика и так же поднялся с раскладушки.
– Учитывая тот факт, – начал он, – что твоя барышня покинула сие прекраснейшее место
Он подошел еще ближе и передал ее мне. Она была примерно моего роста, с глазами как у кролика и совсем не походила на женщину моей мечты. Воздуха в ней явно не хватало и любое усиленное нажатие приводило к тому, что лицо ее морщилось и превращалось в пересушенный сухофрукт.
– Извини, что без стука, – теперь его звучный голос сменился обыденным протокольным вещанием, – Нет времени. Еще две конференции в разных концах города.
– К чему это?
– Моя новая книга, Вик, она в топе по продажам. Журналюги разрывают меня на части. Пришлось даже отключить телефон, чтобы выкроить хотя бы минутку спокойствия.
Он и правда был изрядно уставшим. За яркой улыбкой и звонким голосом скрывалась загруженность и неприкрытое отвращение ко всему, что предстояло сделать в ближайшее время. Но такова жизнь публичного человека.
– Сам то как? – он кивнул в мою сторону и присел на край раскладушки прямо возле Сергея. Его он будто бы и не замечал, хотя прекрасно знал уже много лет. Здесь вообще каждый был друг другу родственником, хотя и не по кровной, но по какой-то духовной линии, соединявшей всех, кто хоть раз бывал в этом месте.
– Рукопись отклонили. – коротко ответил я, снова достав сигарету.
– Это как?
– Обыкновенно. Сказали, что не формат.
– Что за издательство?
– «Дельфин».
– В «Комсомольце» был?
– Отклонили.
– А «Звезда»?
– Отклонили.
– Попробуй в «Северном сиянии».
– Был как два дня. Отклонили.
– Господи, что за дерьмо ты пишешь, Вик!?
На этот вопрос я ответил молчанием. Такое было для меня не в новинку, но слышать стеб со стороны друга, пусть и не чуравшегося низкими оскорблениями в адрес менее успешных коллег по цеху, было для меня неприятно.
Он почувствовал, что слегка перегнул палку и поспешил извиниться.
– Ладно… прости я не хотел задеть тебя. Но черт бы тебя побрал, Виктор, это надо быть каким-то особенным, чтобы проиграть издательствам 4:0. Где твоя работа, дай почитаю.
– Нет ее. Я выбросил рукопись.
– Ты серьезно?
– Мне просто надоело. Я устал.
Он попытался что-то сказать, но рот его так и остался открытым, не выплюнув из себя ни единого слова. Затем поднялся на ноги и заговорил, но уже более сострадательным тоном.
– У меня есть знакомый в одном издательстве. Я могу посудачить за тебя.
– Не надо.
– Почему же, Вик? Ты не хочешь издаться? Да этого хотят все. Не строй из себя девочку-целочку на первом свидании, давай я все организую. В последнее время редакторы готовы брать все, что я им перешлю. Думаю, полторы-две тысячи копий тиража они выжмут ради твоей писанины.
Я повернулся к нему лицом.
– Ну хорошо… не писанины, а хорошей рукописи. Но ты сначала должен что-то предложить. У тебя есть готовая работа?
«Конечно нет», пронеслось у меня в голове. Все, что так или иначе было для меня дорого, но оказалось не нужно другим я выбросил или уничтожил. Вряд ли в огне кочегарки горели шедевры как у Хемингуэя, но я не любил копить и собирать прошлое. Есть только настоящее и возможное будущее, а то, что было отвергнуто теряло ценность в моих глазах почти моментально. Я не жалел их, как не жалел и себя.
– У меня ничего нет. Ни строчки. Даже одного вшивого предложения.
После этих слов он сел обратно на раскладушку. Сергей в это время разлегся на всю длину и заснул крепким сном. Движения на краю его новой кровати нисколько не тревожили художника, растянувшегося от края до края, как кот в солнечный день.
– Тогда я ничем помочь тебе не могу.
Этот вердикт я ждал уже несколько минут.
– Помоги мне деньгами. – наконец выпалил я. – У меня куча долгов по коммуналке. Могут выселить.
– Черт, это грустно.
Он медлил. Еврейская кровь по отцовской линии давала о себе знать. Деньги он любил и умел считать, хотя полноценным представителем этого народа не был – мать русская, и в какие-то моменты бескорыстная славянская натура все же брала верх над расчетливостью и прагматизмом иудея.
Наконец он выпрямился, достал из кармана бумажник и вытащил оттуда скомканную пачку денег разного номинала. По первому взгляду я мог радоваться. Кое-как пожить еще несколько недель даже за вычетом оплаты долгов по общежитию и нескольких особо важных счетов, было вполне возможно и даже на широкую в каком-то смысле ногу.
– Надеюсь, когда ты станешь великим писателем, ты не забудешь друга Евгения, который не дал тебе умереть с голоду.
Он улыбнулся и засобирался уходить.
– Женщину можешь считать безвозмездной помощью. Нам мужчинам нельзя оставаться одним, пусть она составит тебе компанию.
Затем он резко развернулся и вышел за двери.
Я вновь остался один. Как и много раз подряд в этой жизни, когда обстоятельства вынуждали меня бросать все и съезжать с насиженного места, я оказывался в окружении незнакомых мне людей, в совершенно чужой обстановке, пытаясь привыкнуть ко всему новому и заявить о себе как о личности. Дорога вела меня по многим местам, пока вскоре я не оказался здесь. В этом месте, где время останавливается, а люди падают вниз, потеряв все, как бездомные под мостом, вспоминая былые времена.