Начинка
Шрифт:
Фревин безжалостнее отнёсся к хоромам почему-то ненравившемуся ему Ноэля. Он на миг исчез в других комнатах, не став дожидаться, когда девушка снимет обувь. Из левой стороны глухо донеслось:
— Да, я не предвидел твоё падение и отсутствие координации…
— Ты забыл упомянуть, кто отбросил меня, — прошипела Кира не хуже гадюки. Она мгновенно вспомнила подробности и внезапную вспышку ярости Фревина. Ещё и ботинки не желали нормально сниматься способом «обопрись носком о заднюю часть ноги и сними без помощи рук». Пришлось сдаться и наклониться, чтобы расшнуровать.
— Нечего было прикасаться к нему.
Эта реплика была очень подходяще
— Ты так зовёшь поцелуй? — выгнула бровь она и пожалела: Фревин недобро поджал губы и подступал к ней, хоть и не спеша, но было в его движениях мрачное растягивание, предвкушение её конца.
Кира чувствовала опасность и инстинктивно отступила назад. Вот только он всё равно бы рано или поздно приблизился бы, а дальше дороги не было — дверь вела наружу. Выходить из квартиры не рационально. Но рационально ли просто смиренно ждать, когда Фревин попытается что-либо сделать плохого ей? Он наконец остановился, и в такой близи особенно ярко видна была глубокая складка, залёгшая у него меж бровей.
— То твоё нелепое действие — да. Моё — нет.
Задавать уточняющие вопросы не потребовалось. Фревин сам всё сделал за неё, но способом, способным любого сбить с мысли, пути, действия — всего на свете. Ибо она поняла, что те жалкие попытки с мёртвым Рэем были и вправду прикосновениями, смешными, детскими. До последнего момента она, как оказалось, была в неведении о тайном, жаляще-пленящем искушении при проникновении ледяных губ Фревина, но с горячим языком в её рот. Это было не пошло и мерзко, потому что не переходило грань, опускающую до животного уровня. Он лишь дразнил её, давал намёк на полное погружение в чарующую бессознательность и тут же вовремя отступал, терзая. В один из особенных таких повторений продолжения больше не последовало.
Фревин не глядел на неё, прервав поцелуй. Мрачнее тучи, он обошёл девушку и исчез в двери. Что происходит?..
Ключ два раза падал, прежде чем у неё вышло вставить его повторно в замок.
— Куда ты уходишь?! — в отчаянии воскликнула Кира и, наплевав на гордость и его умелый захват её врасплох, на возможных соседей, побежала, не потрудившись закрыть за собой дверь и прыгая через ступеньки, как глупая собачонка, следом. — Ты не уйдешь!
— Отчего же? Ты ясно дала понять, что я добился своего. И, в принципе, так оно и есть. Моя цель больше не имеет смысла.
С ним что-то неладное, он ужасно зол по неизвестной ей причине. Она ведь ничего не совершала сейчас компрометирующего!
— Но… Но… Ты — это я! Я не позволю тебе уйти, не теперь! Ты оставляешь меня ни с чем, это нечестно!
На нижней площадке он соизволил дождаться её, так и не вернувшись к своему прежнему умеренному настроению. Хотя поцелуй — не умеренно, а, скорее, бушующе и захватывающе. Для Киры явно.
— Бедная Кира, — безрадостно говорил Фревин, презрительно скривишись. Рыжеволосая не решалась подойти к нему ближе и продолжала стоять на самой последней ступеньки до ровной поверхности, как бы служащей преградой. — Ты по-прежнему считаешь, что я твой вымышленный друг, спаситель и заступник, на которого можно свесить все свои грехи? Неужели ты так ничему и не научилась, не поняла? Это же легче, чем убивать кого-то отвёрткой, незаметно подбрасывать таблетки…
—
Но Фревин был жесток. Он ударял в неё словами точно так же, как и в их первую встречу крупными камнями. И душевную боль от осознания грубого разрушения всего было гораздо тяжелее вынести. Разве что вбежать обратно в квартиру — к несчастью, затея сразу не удалась: мужчина предугадал или прочитал её намерения и схватил ту, притягивал к себе, позволяя от потери равновесия упасть ему на грудь.
— У тебя никогда не было тульпы, Кира. Ты не настолько одарена фантазией и верой в своё воображение, чтобы создать вторую свою личность. — Фревин не замечал намеренно окриков девушки, крепче прижимая её к себе, только повышал тон и поглаживал рыжие волосы Киры успокаивающими движениями. — Мне было интересно с тобой находиться, заставлять верить в придуманную мной сказку, но правды я сказал тебе очень мало. Верно лишь то, что вызвало моё появление твоё сотрясение мозга. Ты и не помнишь, как молилась о помощи давно не Богу. И так искренне и жалобно, словно Дьявол — последняя твоя возможность спастись. И я решил навестить тебя, но выдать за друга. Обычно люди, узнав о встрече с самым греховным созданием, мигом жалеют и трусят, как звери, столкнувшиеся с кем-то сильнее их.
— Не надо…
— Ты интересно металась между своим безумием и попытками очиститься от этого самообманом. Ты убивала по планам, которые планировала давно, но твёрдо верила, что их инициатором был я. А я… Мне не составляло труда читать тебя, твои низкие желания и невинно пересказывать их от моего лица. Мне же лучше: чем больше ты падаешь, тем выше поднимаюсь я. Каждое твоё убийство, каждый разговор со мной, взгляд в мою сторону — абсолютно любая мелочь неплохо питает меня, материализуя в твоих глазах. Ещё недавно я мог являться тебе в одних снах, а теперь, смотри-ка, уже и спокойно утешаю и собираюсь свернуть тебе шею. — Фревин склонился к её лицу, к её дрожащим от потрясения губам и сладко прошептал: — Не бойся, вот это уже снова ложь. Трудно долго говорить одну правду…
— И зачем? Зачем… — она не имела сил правильно сформулировать свою мысль. Всё, на что была способна — это пытаться до последнего подавлять рыдания. Почему столь неприятно слушать его? Глупая, безвольная дура.
— Да, ты права, — мягко произнёс мужчина. — На твоём месте я бы убил себя после стольких глупостей. Могу даже помочь, если хочешь… Но, погоди, ты хотела спросить меня, зачем я вёл эту игру, сладость моя?
Она кивнула и вновь захотела оттолкнуть его от себя. И он больше не мешал этому случиться. Свободно вдыхая без чьих-то сжиманий ставший жарким воздух, Кира с мукой ждала продолжения рассказа Фревина. Чёртова мазохистка.
— Я делал это и до тебя пару раз в несколько столетий. Элементарное поддержание сил, Кира. Мне нужно, нет, мне доставляет удовольствие разбавлять скуку захватом чьей-то души и постепенной возможностью поистязать их. Мне нравятся ещё живые люди. Как ты… Умирающие и мёртвые всегда могут видеть меня, но они уже обречены, с ними неинтересно.
— Рэй…
— Поняла теперь? — он ненадолго просветлел. — Хорошо.
— Что случилось с теми, кого ты преследовал так же?
Кажется, он начинал испытывать раздражение от её многочисленных вопросов, судя по беглому взгляду на проём лестницы на нижние этажа и последовавшему быстрому будничному тону: