Начнём с воробышков?
Шрифт:
— Я, собственно, только что…
— А перила, а дверные ручки?
— Ясно, — сказал Перфилов и свернул из прихожей направо.
Видно было, что квартира съёмная. Розовые, отстающие поверху обои сопроводили его к двум одинаково и плохо окрашенным дверям — в туалет и в ванную. Потёртый коврик сбился в складку под ногой. На полке над раковиной, как пришельцы из другого, жилого и ухоженного мира, выстроились тюбики и баночки с кремами и мазями.
Перфилов покрутил краны, сполоснул руки, вытерся простеньким полотенцем.
— Ну,
Голос изменил ему.
Кого он не ожидал увидеть, вступив в комнату, так это Вениамина Львовича, сидящего за столом у окна. Пошевелив усами, тот с достоинством кивнул застывшему Перфилову, но посмотрел строго, с предубеждением.
— Здравствуйте, Руслан Игоревич.
Перфилов машинально кивнул, повернул голову и обнаружил второго гостя. Сердце кольнуло.
— Здравствуйте, дядя Руслан.
Напряжённый и, кажется, даже чем-то напуганный мальчик Вовка тонул затылком в продавленной спинке коричневого кресла.
— Ты-то как здесь? — справившись с собой, спросил Перфилов.
Вовка зыркнул на него снизу вверх.
— Мамка сказала, что можно.
— Руслан Игоревич, что вы на мальца… Садитесь ко мне ближе, — привстал Вениамин Львович.
— Я сам по себе.
Перфилов присел на табурет в центре стола, наискосок от Вовки. Золотой каймой блеснула оказавшаяся под рукой тарелка.
Из кухни неслись запахи, там брякали крышки и постукивали каблуки. Кажется, жарилась курица. Перфилов вздохнул.
— М-да, — Вениамин Львович покрутил за гранёную ножку поставленный перед ним бокал, — что-то мы как на похоронах. Руслан Игоревич, как там у вас в школе?
— Ну как, — ответил Перфилов, уводя взгляд от Вовки, — обычно в школе, оболтусы, скоро последний звонок.
— Замечательно, — приободрился Вениамин Львович. — Как вы в двух словах… Я в школе, помню, драчун был. У меня был, знаете, заклятый противник, Серёжка Тёмников, как сейчас перед глазами… Ух, недели не проходило, чтоб мы с ним не схлестнулись! Особенно, когда чуть подросли, тогда из-за девчонок.
Перфилов подумал: ну вот, теперь слушай, кивай в такт, школа, как же, воспоминания, прекрасная пора…
Звуки из кухни сделались ожесточённей, там зашипело масло, хлопнул дверцей холодильник, кто-то ойкнул, "Сюда, сюда!" — сказала Лена, звякнула о подставку сковорода.
Их там двое, понял Перфилов. А что если это Вовкина мать? Он вздрогнул.
Вовка смотрел на свои колени. Одно его плечо почему-то было вздёрнуто выше другого. Перфилов не замечал раньше.
— Руслан Игоревич, — отвлёк его Вениамин Львович, — а у вас в школе интересные случаи были?
— Учиться не хотят, — сказал Перфилов.
— А-а! — воздел палец Вениамен Львович. — Это дело известное. Но здесь необходимо уточнение. Многое зависит от учителя. Очень многое.
Перфилов поморщился.
— Если не хотят, что тут сделаешь?
— Дети — натуры тонкие, чувствительные, они чутко реагируют на того, кто преподаёт. Вы вот по каким
— Как всегда. Закрепление темы прошлого урока, затем новая тема.
Отвечать Перфилову было тошно, но в присутствии Вовки ему не хотелось представать хмурым, озлобленным молчуном.
— Это старые методики, Руслан Игоревич, — заявил сосед по лестничной площадке, тоже прислушиваясь к кухонным звукам. — Даже удивительно, вы ведь не продукт советской эпохи…
— Почему? Пять первых классов я отучился в СССР.
— Ага, тогда, возможно, в этом и дело.
Вовка посмотрел на Перфилова и поддёрнул курточку, в которой сидел, одновременно нащупывая что-то в её нижнем кармане.
— В чём дело? — рассеяно спросил Перфилов.
— Я склонен считать, — сказал Вениамин Львович, — что дети сейчас всё-таки другие, их внимание слишком мимолётно, они тяготятся чтением и долгими разговорами. А что такое урок? Учительское бу-бу-бу! Нудятина! С их точки зрения, конечно. Вы замечали, как они общаются между собой? Коротко и ёмко. Почти по-военному. Вот даже наш юный друг…
— Я ещё не хожу в школу, — отозвался Вовка.
— Слышали? — восхитился Вениамин Львович. — Максимум информации при минимуме слов! А вы со своей скучной получасовой лекцией! Попробуйте-ка удержать внимание нашего молодого человека рассказом о крепостном праве, "Земле и воле" и прочих обществах! Он заснёт после пяти минут!
— Не засну, — сказал Вовка.
— Заснёте! — махнул рукой Вениамин Львович.
— И что вы предлагаете? — вяло поинтересовался Перфилов.
— Я думал, вы уже догадались. У учителя должна быть светлая голова. Хорошо, я намекну. Что охотнее всего воспринимают дети? Вернее…
— А вот и мы!
Появление Лены с противнем, полным жареных куриных ножек, и второй девушки с кастрюлей парящей варёной картошки предотвратило мысленное смертоубийство. И слава Богу! А то Перфилов уже готовился.
На кульминации рецепта, как привить интерес к истории, он делает — трах! бах! вж-жик! — и Вениамин Львович бравым телом валится в одну сторону, а его умолкшая голова — в другую. Так планировалось.
Подруга Лены была пополней фигурой и, возможно, в силу этого казалась существом донельзя оптимистичным и смешливым. Выкладывая половинки картофелин на тарелки, она причмокивала полными губами и восторженно ахала:
— Ах, посмотрите, какая красота получилась! Уварилась на новоселье! Ещё маслица и — пальчики оближешь!
Круглое лицо. Сдобные руки. Пышная грудь. Завитые длинными макаронинами тёмные волосы пружинисто покачивались в такт подходам. Вовке досталась одна картофелина, Вениамину Львовичу — две, а Перфилову — с плотоядным хохотком — три.
Лена, разместив противень на столе, двузубой вилкой распределила к картофелинам курицу. И здесь тоже произошло выделение Перфилова — ему досталось две ножки вместо одной. Пожалели голодного. Перфилов помрачнел.