Национализм и универсализм в русском религиозном сознании
Шрифт:
Будучи наряду с католичеством древнейшим исповеданием христианства, православие (гр. «ортодоксия», доел.: «правоверие») усваивает себе это наименование относительно «неправославия», или антиникейства, т.е. всех противников постановлений I Вселенского Собора (Никейского). «Правоверие», таким образом, не означает провозглашения некой исключительной праведности в деле личного и соборного спасения. Тем более было бы извращением и кощунством сводить смысл православия к «единственно верной» форме обрядовой практики (гр. «ортопраксия»), что отражено в народной [125] этимологии: православные — это те, кто «правильно славит» Бога. Смысл термина конкретен; на деле православный значит «неарианин», и не более того, т. е. именование соотносится с конкретной тринитарно-христологической ересью IV в., возникшей в Александрии и охватившей прежде всего восточные провинции
Православными именуют себя и отколовшиеся от единства Греко-римской Церкви неарианские древневосточные церкви, традиционно именуемые «дохалкидонскими», т.е. отошедшими после IV Вселенского Собора (Халкидонского) в V в. (армянская, коптская, якобит-ская, эфиопская). Православные веруют «во единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь». «Соборная» (гр. «кафоликоc; латинизир. «католикос») Православная Церковь часто именует себя «греко-кафолической» в отличие от римско-католического латинства. Этот термин закрепился преимущественно за Римом, вынужденным в те же века прежде всего подчеркивать свою вселенскость (один из аспектов понятия «соборность») перед лицом наводнявших Запад бесчисленных варварских племен.
Экскурс в историю терминов необходим для того, чтобы понять и помнить: сказать «православие» не значит автоматически разъяснить суть вероисповедания: Собственно греко-православие, обладающее общим канонико-догматическим единством, опирается на различные национальные традиции и может быть византийским, элладским (т.е. новогреческим), сирийским, египетским, палестинским, кипрским, болгарским, сербским, грузинским, японским и т.д.
Неоднородно и само русское православие. Во-первых* к Русской Православной Церкви принадлежат не только восточные славяне, но и многие финно-угорские, тюркские, сибирские племена и народы, молдаване, осетины, значительная часть бурят. Во-вторых, русское православие, сохраняя соборную целостность и догматическое единство, канонически существует сегодня не менее чем в шести юрисдик-циях*.
И последнее, что нужно отметить: как Тело Христово наша Церковь оставалась и остается равнозначной себе самой, но в социально-историческом бытии ее случались периоды мертвящего формализма, официозной казенщины или мелочного законничест-ва, когда подлинная и животворящая духовность оставалась как бы «под спудом», хотя й обусловливала религиозное возрождение последующих поколений. Поэтому, в очередной
*Если учитывать русскоправославные приходы Константинопольской и Американской автокефалий и Украинскую Православную Церковь в эмиграции, почти никем не признаваемую, но все же живую и осознающую себя такой же наследницей свв. Ольги и Владимира.
раз обращаясь к [126] православию как живому и неиссякаемому источнику национального бытия, необходимо четко осознавать, какое именно русское православие было и должно оставаться основой и стержнем национальной культуры; не что именно из православия необходимо взять за образец (православная традиция целостна и нерасчленима), но какое православие животворило и животворит русскую землю — православие живое, динамическое, строго следующее своей церковной традиции и в то же время не боящееся внутренней свободы верующего, открытости к инославию на уровне диалога в братской любви, универсальное, вселенское, не страшащееся никаких острых вопросов современности, или же православие формы и пассивного охранительства, изоляционистское, религия «типиконщины», золоченых риз и пренебрежения к миру?
ОТ ЦАРСТВЕННОГО СВЯЩЕНСТВА К СВЯЩЕННОМУ ЦАРСТВУ
Ясное, исполненное предельной любви и терпимости учение Иисуса Христа и святых апостолов о единстве всех народов с их самобытными традициями и сохраняющимся своеобразием внутри вселенской Церкви было очевидно для наших ранних богословов и православных писателей, таких, как митрополит Иларион Киевский, Кирилл Туровский, игумен Даниил или великий князь Владимир Мономах. Династические связи киевских князей с западноевропейскими правящими фамилиями широкоизвестны. В Киеве, Переяслав-ле, Смоленске, Новгороде и других городах существовали не только латинские приходы, но и большие иудейские и армянские общины. Митрополит Климент Смолятич, охарактеризованный в летописи как «книжник и философ», не считал зазорным ссылаться на «язычников» Гомера, Платона и Аристотеля. В Киеве весьма почитались мощи св. Климента, папы
Рим и в особенности Иерусалим как священные города вызывали у русских православных христиан живейший интерес, что отражено в известном «Хождении» игумена Даниила, где описывается его паломничество в Святую Землю, принадлежавшую
*В Киево-Печерском патерике (ХШ в.) в повествовании о Моисее Угрине, отказывающемся вступить в брак с польской красавицей, мы не находим среди его возражений ни малейшего намека на католическое вероисповедание польки.
[127] в это время (1106 г.) основанному крестоносцами латинскому Иерусалимскому королевству. Игумен возжигает у Гроба Господня лампаду «от всей земли Русской», ощущая себя в Иерусалиме посланцем всей Руси. Он особо подчеркивает, что почет, оказанный ему лично королем Балдуином I, был данью уважения к Русской Церкви. Мы не находим у Даниила духа конфронтации и вражды относительно латинян, при этом следует учесть, что до нас дошло свыше сотни списков «Хождения», что свидетельствует о широчайшей популярности сочинения игумена Даниила среди читающей русской публики.
Наконец, тот факт, что св. апостол Андрей Первозванный считался покровителем России и Шотландии, лишний раз подтверждает наличие связей Руси с Британскими островами. Это кажется тем более убедительным, что ирландское христианство того времени, будучи в высшей степени книжным и активно миссионерским, испытывало в то же время значительное влияние греческой традиции, а связи Руси с северным латинством могли легко осуществляться через варяжских родственников киевлян. Трагический и противоречащий канонам раскол между Римом и Константинополем (1054 г.) поначалу мало повлиял на русское православное сознание, он был важен главным образом для архиереев-греков*.
Два события надолго определили взаимную неприязнь между католиками и православными, окончательно переведя ее на политические «рельсы»: приведший к разгрому и разграблению крестоносцами Константинополя в 1204 г. четвертый крестовый поход и последующая попытка Рима навязать византийцам унию во время II Лионского Собора (1274 г.).
Тем не менее общий дух Русского Православия вплоть до XIV в. отличался значительным универсализмом. Первомучениками российскими стали варягоруссы Феодор и Иоанн, среди храмостроителей Владимиро-Суздальской Руси встречались зодчие с Запада, всерьез обдумывал идею союза с Римом князь Даниил Галицкий, а Новгородская и Псковская республики, активно участвовавшие в Ганзейском союзе, еще в XV в. не исключали возможности подчиниться Литве, чтобы избежать растущего московского цезарепапизма. Ощущение христианского универсализма во время татаро-монгольского погрома становится глубже и острей. Блистательный оратор и тонкий духовидец епископ Серапион Владимирский в своих «Словах» и «Поучении» не столько сокрушается о разорении земли или жестокости захватчиков, сколько объясняет причины этих бед грехами своих соплеменников. «Бог всеми народами познан был; и учили нас
*В этом смысле наиболее показательны своим антиримским настроением «Ответы Кирику Новгородцу» архиепископа Нифонта Новгородского, грека по происхождению (XII в.). С другой стороны, строго отстаивает чистоту греко-православиой веры в своих словах и поучениях св. Феодосии Печерский, хотя авторство именно этих его текстов до сих пор подвергается сомнению некоторыми исследователями.
[128] беспрестанно, а мы все равно беззаконий держимся! — восклицает епископ. — Не послушали мы Евангелия, не послушали апостола... Да не навлечем на себя еще больший гнев Господень, не наведем казни больше прежней! Недолго Он еще будет ждать нашего покаяния, нашего обращения... Если отстанем от сквернословия, лжи, клеветы, проклятий, доносов и других сатанинских деяний, если в этом переменимся, — то верно знаю, что сподобимся благ не только в этой жизни... Доколе не отступим от грехов наших? Пощадим же и себя, и детей своих! Много сказал я вам, братья и дети мои, но вижу: мало приемлете, прислушиваясь к наставлению моему, а многие из вас не относят его к себе и дремлют, как будто бессмертные они!»2