Над Этной розовое небо
Шрифт:
Наша молчаливая борьба длится несколько мгновений, наконец я вырываюсь, отталкиваю его и бегу к двери, но тут же спотыкаюсь о коробку с вином, пытаюсь сохранить равновесие, делаю два огромных нелепых шага и с грохотом падаю на пол. Он тут же подлетает, переворачивает меня на спину, наваливается всем телом, разводит в стороны руки и прижимает к полу. Он с силой втискивает между моих сжатых ног колено. Мне больно, его джинсы обдирают кожу. Я извиваюсь, пытаясь сбросить с себя его тушу. Он заводит мои руки за голову и перехватывает левой рукой, правой задирает подол платья и трогает меня между ног, лезет в трусики, сует в меня палец.
Нет! Я пытаюсь его скинуть, но ничего не получается. Он молчит и шумно дышит, мне больно. Я плюю ему в лицо, но он ничего не чувствует. Вижу его взгляд — тяжёлый,
Хорошо, что сегодня надела балетки — мчусь по лестнице перепрыгивая через ступеньки, вылетаю на улицу. Всё, кажется в безопасности. Но страх гонит меня дальше, и я бегу без остановок минут пять и только потом перехожу на шаг.
Скотина! Меня колотит, сердце, как бешеный барабан, тяжело дышу. Урод! Ну надо же так! Да он просто с ума сошёл… Скорее домой. Надо вызвать такси. Нет! Внезапно я понимаю, что сумка осталась у Васи. Там деньги и телефон. Вот попала. Что делать? Садиться в такси без денег и телефона я точно не хочу. В кармане звякает мелочь — спасибо, что не высыпалась на васин пол — хватит на электричку. Это значит, что надо дойти пешком до Филей, думаю, займёт около получаса, потом минут сорок до Барвихи и там снова пешком до дома минут пятнадцать. Не так трагично. Иду. Скорее отсюда. Во мне всё кипит, меня трясёт, долго не могу успокоиться. Желудок режет, в ушах стучит, начинает болеть голова.
Опаздываю на поезд на пять минут и жду целый час следующий. Он задерживается. Сегодня, похоже, всё против меня. Времени достаточно чтобы всё обдумать, и я снова и снова прокручиваю в голове произошедшее, но так и не понимаю, почему он так поступил, зачем сжёг все мосты…
Наконец приходит электричка. Людей почти нет. Я сижу у окна и всматриваюсь в ночь. Темно. Редкие огни медленно проплывают мимо. Начинает капать дождь.
3
Добираюсь до дома очень поздно. Плохо без телефона. На сердце противно, гадко. Вася-Вася… Хочу вымыться, смыть его прикосновения. Дождь в тему… Будто это я разливаюсь слезами. Вася, что ж ты так все испортил? И как же погано, Вася, какая ж ты скотина. Как теперь с тобой здороваться, в глаза смотреть… Теперь, как только гляну на тебя, перед глазами будет твой подлый, кривой, тонкий хуй. И в Крым уже к тебе не поеду. Да… А неплохо в Крыму…
Меня больше не колотит. Остаётся только отстранённая усталость. Отпускает. Нет сил.
От станции идти минут пятнадцать. Выхожу из вагона в тёплый напористый дождь. Грустно. Медленно бреду к дому. Струйки текут по лицу. С волос на шею, на спину, под блузку.
Окна вроде тёмные, только в гостиной тусклый свет. Значит Марко не у нас…
Марко!
Как только в голове раздаётся его имя, сердце обрывается, кровь стучит в висках. Дайте больше воздуха, пожалуйста! Наверное, он звонил, а я не отвечала и не читала его сообщений. Почему тогда не пришёл? Или был и уже ушёл? Может позвонить ему? Нет-нет-нет-нет-нет… Стоп! Хватит! Ты чего так разволновалась? Сейчас самое главное скорее упасть в постель, а все остальное будет не сейчас. Завтра…
Не хочу с кем-нибудь столкнуться, поэтому план такой: тихо затворить дверь, и как мышка прошмыгнуть
Нужно пройти мимо открытой двери. Тихонечко подхожу, заглядываю. Сначала вижу только её. Да, это Инга, кто ж ещё. Она стоит на коленях и что-то делает. Молится что ли? Я подвигаюсь совсем чуть-чуть и выглядываю из-за портьеры. Сначала не понимаю. Вот Инга. Она стоит на коленях. Разметала по голым плечам свои золотые кудри. Весь день, наверное, крутила. Голые руки тянутся…
Не-е-т…
Опора уходит из-под ног как-то очень быстро и пугающе. Меня кружит, мотает и кувыркает, что-то очень больно и сильно бьёт под дых, в затылок, по вискам. Чувствую только, как подводит живот и подкатывает тошнота.
Марко, все-таки у нас дома…
Я не могу пошевелиться, каменею и не отрываясь смотрю, как моя сводная сестра расстёгивает его брюки и вытаскивает член. Он уже готов, возбуждён, твёрд. Инга медленно берет его в рот. Как в замедленном кино. Волны пробегают по локонам — она приближает и отдаляет от Марко свою голову. Туда-сюда, туда-сюда. У него каменное, злое лицо. Он хватает двумя руками голову Инги, грубо сминает все её кудряшки, всю архитектуру, всю эту магию соблазна и резко вгоняет член в самое горло. Ещё, ещё, ещё. Она захлёбывается, текут слюни, шея раздувается при каждом толчке. Кажется, она здесь больше не главная. Он вынимает член. Инга хватает мокрым ртом воздух и как собака смотрит на него снизу.
Марко тянет её за руку, поднимает, ставит на ноги и подводит к дивану. Это совсем близко, я вижу все очень ясно. Он разворачивает Ингу спиной к себе и грубо толкает вперёд, она летит на диван, неловко заваливается, наступает коленями на подол платья, пытается подняться. Он хватает её за бедра, рывком тянет вверх и устанавливает задом к себе. Платье длинное. Это неудобно. Одним движением его не задрать. Марко это злит. Он совсем не щадит этот тонкий, беззащитный, струящийся шёлк. Трусиков на Инге нет — ждала. Марко проводит ладонью у неё между ног. Инга изгибается — немного электричества. Он плюёт на ладонь и ещё раз проводит по её щели, по русым завиткам. Я смотрю на её белые, красивые ноги, на вывалившуюся из лёгкого платья грудь.
Марко наклоняется и плюёт в тёмное пятно ануса. Он раздвигает её ноги пошире и приближается вплотную. Я вижу зажатый в руке член. Одну руку он кладёт Инге на крестец, а другой направляет свой член ей в зад. Он вставляет его медленно, продавливая миллиметр за миллиметром. Всё тело Инги напрягается, она выгибается и подаётся вперёд, пытаясь соскользнуть с этого раскалённого куска железа, но это невозможно — Марко крепко её держит. Я вижу, как напрягается и наливается кровью её шея, вздуваются вены. Она чуть поворачивает голову, рот открыт, брови сведены — всё напряжено до предела. Античная скульптура. Инга громко дышит ртом. Член Марко уже почти полностью в ней. Он делает резкое движение вперёд, и Инга издаёт рычание. Она рычит и хрипит как зверь. Марко замирает, а через пару секунд начинает двигаться в обратную сторону. Потом снова вперёд. Сначала медленно, потом чуть быстрее, быстрее, быстрее. Каждый толчок заставляет Ингу рычать и хрипеть. Я снова смотрю на её ноги. У неё красивые стопы, только мизинцы совсем маленькие. Сейчас эти мизинчики выскользнули из-под лямочек босоножек и очень неудобно и нелепо зацепились за них.
Я смотрю, как дёргаются эти босоножки и мне становится очень и очень жалко. Всех — себя, Ингу, вот эти её мизинчики, платье… На моих глазах выступают слезы. Я поднимаю взгляд и вижу, что голова Марко повёрнута и он зло смотрит на меня. Должно быть я выгляжу обескураженно и жалко. Да, так и есть. Его губы презрительно изгибаются. Совсем чуть-чуть. И он отворачивается к Инге.
Я пячусь и двигаюсь к своей комнате. Не чувствую ничего, не понимаю, как иду и как я ещё не умерла. Запах соков моей сестры и сладких благовоний мне кажется трупным ядом. Я вхожу в свою комнату, закрываю дверь, приваливаюсь к ней спиной и сползаю вниз. Меня больше нет.