Над горой играет свет

Мадженди Кэтрин

Мы с тетей Билли накрываем завтрак. Все разглядывают пятна на стене, оставшиеся после проделок Муси-Буси. Невольно вспоминаем о том, что она и в пансионате для престарелых изображает из себя королеву, сводит с ума весь персонал и когтями вцепляется в дедов, которые еще не совсем обветшали. В пансионат она отправилась по собственной воле, похоронив своего последнего мужа (это уже другой, не тот, кто мыкался с кипящей картошкой). Бедняга не вынес бабусиной железной хватки, довела человека до могилы.

Расставили стулья. Каким-то чудом все уместились за столом.

Братья съели целую гору печенья со сладким соусом, попутно обсуждая насущные семейные и служебные дела, вообще,

все, что теперь их волновало. Мы стареем, знаю, но, когда мы сейчас все здесь, я не замечаю седину в шевелюре Мики, и лучики у глаз Энди (еще бы, столько лет щурится под солнцем!), и грядущую лысину на затылке Бобби. Для меня они почти такие же, как в далеком детстве. Интересно, какой братья видят свою сестру, тоже юной? Это все потому что мы тут, в нашем доме. Пошире открываю глаза, и мы все с неимоверной быстротой переносимся в прошлое, и вот уже нет никаких морщин, седых волос, разговоров о житейских буднях. Мы снова босоногие сорванцы, готовые носиться по траве.

Я смотрю на папу. Он так и молчит, но всем улыбается, всем собравшимся за столом.

Когда тарелки были вымыты, я пошла к себе в комнату забирать маму. Урна и правда была теплой, Мике не показалось. Я вынесла ее на улицу, по глазам братьев пытаюсь понять, что сейчас отражается в моих собственных глазах. Говорят ли наши глаза о том, что мама больше никогда не вернется?

Миссис Мендель сморкается в платочек, Гэри держит ее под локоть. Посмотрел на меня как-то непонятно, потом отвел взгляд. И я ему благодарна за то, что отвел.

Мы все встаем в круг у клена. Я высыпаю немного маминого пепла, он падает на землю. Мы молчим. Вот так же неслышно трепещут крылья бабочек. Ветер подхватывает частицы мамы, уносит вверх и кружит. Мама танцует, ветерок то резко, то плавно мчит ее по воздуху. Каждый из нас, ее детей, берет горстку, чтобы развеять в самых наших любимых, дорогих сердцу местах, таково было мамино желание. Папа пепла не взял, он уже давно (насколько удалось) освободился от нее, развеял боль. И сюда приехал, наверное, для того, чтобы избыть тяжесть окончательно. А может, он приехал ради меня. Я всем сердцем за это предположение.

Папа произносит:

— Кэти Айвин Холмс Кэри. Она была любима, и сама она тоже любила. «Ломает буря майские цветы, и так недолговечно лето наше!» ^[32]

— Аминь, — в один голос произносят тетя Билли и дядя Иона.

Полнее и точнее о маме и не скажешь.

Когда идем назад, папа и братья обсуждают, по какой дороге им лучше возвращаться домой и в какой забегаловке гамбургеры поприличнее. Эйдин сооружает сэндвичи, беседуя с Микой об искусстве.

Царапнула мысль: наверное, я слишком глубоко погрузилась в самые болезненные воспоминания, это только прибавило тяжести. Нет, не получится помчаться на мою гору с легкой, умиротворенной душой. Трудно оторваться от былого, очень трудно, но, может быть, пора? Не об этом ли спрашивала бабушка?

Я иду к себе, захлопываю дверь, ложусь на мягкий перьевой тюфяк, юркнув под одеяло бабушки Фейт. Решено: урну с маминым пеплом я возьму с собой на гору, там я маму и отпущу. Губы намажу красной помадой, а волосы будут развеваться, реять на ветру. Я крикну: «Мам, чувствуешь, какой ветер!» И она крикнет мне в ответ: «Эге-ге-гей!» И мы помчимся ввысь. И запах земли щекочет ноздри, а листья ласково льнут к лицу и босым ногам. И ветер сушит слезы, не позволяя им выкатиться из глаз. И наконец я отпускаю маму, она танцует, подхваченная ветром…

Внезапно голоса в той комнате тускнеют и постепенно замирают, а моя детская спаленка становится яркой и светлой. Пахнет яблоками и свежеиспеченным хлебом.

Так сильно ими еще никогда не пахло, и вот я вижу ее, бабушку Фейт. Она стоит в изножье кровати, улыбается мне. Целая и невредимая, и она Здесь (а не Где-то-там).

Накатывает сладкая дрема, будто я снова стала малявочкой.

— Бабушка Фейт, ты здесь, — говорю я.

— Да, Вирджиния Кейт, — отзывается она. — Ты все сделала правильно, теперь тебе станет легче.

Откинув объемистое одеяло, протягиваю к ней руку, и в ту же секунду чувствую, как что-то ускользает, отдаляется от меня. Со вздохом проносится ветерок, вздымаются, извиваясь в танце, занавески, и вот они уже опять замерли, сомкнувшись. Свет в комнате тускнеет. Я снова кладу голову на подушку и смотрю вдаль, перед собой.

Я счастлива, вот какая мысль вдруг настигает меня.

И так сразу легко на душе, я больше не извожу себя сомнениями.

Сомнения позади. И вот тому доказательство: я отпускаю маму на волю. Верхом на Фионадале я еду по своей милой горе. Мы уже не мчимся. Тише. Ш-ш-ш. Тихим шагом. Я улыбаюсь. Обретенная легкость решает за меня, куда мне теперь идти. Куда поведет меня жизнь. Тяжесть избыта, я свободна.

Фирменные рецепты героинь книги

Картофельные хлебцы Кэти Айвин

Для закваски:

3 средние картофелины

3 столовые ложки муки

1 чайная ложка сахарного песка

Щепотка соды

4 стакана воды, которая только закипает

Продолжаем на второй день:

2 стакана теплого молока

1 стакан воды, которая только закипает

2 чайные ложки соли

Сода на кончике чайной ложки

2 столовые ложки растопленного жира (и чур только не использовать в моем рецепте свиной жир, со спинки какого-нибудь загубленного Лепестка!)

Мука

Это на три буханки, но может получиться две или, наоборот, четыре, я иногда кладу все на глазок, а вам лучше точно придерживаться рецепта. Вечерком, пока дети гуляют перед ужином, почистите картошку, порежьте, добавьте в нее муку, песок и горячую воду. Переложите смесь в стеклянную миску или в большую банку, если у вас имеется целая, без трещин, накройте ее плотным кухонным полотенцем. Определите банку на ночь в теплое место и проследите, чтобы рядом не крутились дети, опрокинут или разобьют, и вам придется готовить новую закваску. К утру смесь должна забродить, пена поднимется до самого верха. Картофельные ломтики вынимаем, добавляем в закваску молоко, воду, соду, соль и жир. Постепенно подсыпаем муку, чтобы получилось тесто, которое потом хорошенько выбиваем. И дети чтобы не смели приближаться к столу, начнут хватать тесто грязными руками или еще чего придумают, а вам все снова-здорово. Когда будете выбивать тесто, самое время обмозговать какую-нибудь серьезную проблему, пока его колотите, ответ придет сам собой. Лепим буханки. Кладем их на смазанный жиром противень и накрываем полотенцем, ждем, когда поднимутся (должны стать вдвое выше), после ставим в духовку, разогретую до 205 градусов, и выпекаем до готовности, на это уйдет примерно 40 минут. Дайте детям по ломтю теплого хлеба с яблочным повидлом и гоните их из кухни, чтобы не отвлекали от обдумывания неотложного дела. Мужу тоже потом дайте хлеба, пусть видит, на что вы способны, когда постараетесь, и даже если вы способны на большее, а не только печь хлеб, благоверный ваш оценит хотя бы хлеб.