Над Кабулом чужие звезды
Шрифт:
Вглядываюсь в спокойные лица солдат: неужто не страшно им среди этих чужих и холодных гор? Майор Виктор Радин сказал мне об этом так: поначалу, после Союза, еще как было страшно. Это чувство проходит, когда в ущелье приезжает новый человек и ты, уже понюхавший пороха, сам начинаешь оттирать его плечом, собой прикрывать от возможной пули — так, как прикрывали поначалу тебя.
Идем тяжело. Грязь липнет к подошвам ботинок, быстро размокший от дождя бронежилет тянет в земле, мелкие капли падают с небес и шипят на раскаленной ревущей броне машин, высыхают на вороненой стали наших автоматов. Впереди — напряженные спины саперов, которые дырявят тонкими
— По колее! — Чей-то резкий окрик из-за спины останавливает мой неосторожный шаг в сторону от дороги.
— Весной у Панджшера цвет, как у «парадки». Цвет морской волны, — задумчиво глядя на реку, говорит мне идущий рядом комроты Александр Зауличный. Он собирается добавить что-то еще, но не успевает.
— Фугас! Всем — назад!
Желтый ребристый бок «итальянки» — пластиковой противотанковой мины — торчит в разрытой сапером лунке. Рядовой Радий Сайтов, иркутянин, растерянно хлопает ресницами, склонившись над колеей. Бывает же! Всего ничего, несколько недель осталось служить бойцу до увольнения в запас, а тут — первый в жизни, лично им обнаруженный фугас, который сейчас будет взорван, поднимется к небу жирным черным смерчем, окатит нас пригоршнями скальной крошки. Это значит: и сам сапер Радий Сайтов, и мы, идущие следом за ним, теперь и далее — живые.
На повороте дороги карабкаемся на мокрую «броню», съезжаем в реку. Нам надо перебраться на противоположный берег, куда спустится «караван» с горы, на которой расположен пост.
Наш механик-водитель Андрей Вештер глушит наконец мотор БМП, но рокот движка еще долго стоит в ушах, сливаясь с далеким тарахтеньем колонны, ушедшей вниз по ущелью. Ребята сбрасывают с плеч автоматы, запаливают костерок. Теперь можно передохнуть: со всех сторон мы прикрыты «блоками», а ждать нам долго. «Караван», который заберет у нас крупу и сгущенку, сигареты и дрова, только начал спуск с вершины: фигуры солдат едва заметны на буром склоне.
Там, на постах, сейчас несладко. Мокрый снег вперемешку с дождем валит с панджшерских небес уже десятые сутки, и вертолетов нет. На связь посты выходят теперь только в крайнем случае: на исходе батареи радиостанций. Кое-где уже кончились дрова и уголь, на обогрев пошли обшивки землянок, которых едва хватает, чтобы подсушить продрогших часовых, вскипятить чай.
В меню на завтрак, обед и ужин только одно блюдо — сухпай. В нем несколько упаковок печенья из отбойной муки ценой 6 копеек за штуку, крошечная банка тушенки и такая же — сгущенного молока. Щепотка сахара и соли. На высоте нескольких тысяч метров над уровнем моря даже без физической нагрузки это мизер, которого едва хватает, чтобы не протянуть ноги. Прибавьте к этому постоянный страх смерти, снег вперемешку с дождем, газеты и письма из дома, которые приходят раз в месяц, и вам станет понятно, что это такое — пост.
Самим спуститься к реке, чтобы пополнить запасы, у многих постов возможности нет: слишком круты вершины. Им придется терпеть, пока в воздух сможет подняться авиация. Ну а к тем, кто все же сможет спуститься, как раз и идет наша колонна, выставляя по пути «блоки» прикрытия. Кроме того, у нас еще и поручение к рядовому Алиджану Эсенову.
Недели две вытерпел в госпитале после ранения Алиджан, а потом уговорил врачей, чтобы отпустили его обратно. «Скучно стало без друзей», — уговаривал их Алиджан.
Нет, ни разу не пожалел он о том, что прошла его афганская служба на этом крохотном пятачке каменистой земли.
— Но ведь тоска там смертная, — говорю я ему. —
Алиджан смотрит на меня непонимающими глазами. О чем это я? Во-первых, объясняет он, караул не где-нибудь, а в Панджшере: десятки пар глаз ни на минуту не оставляют дорогу без присмотра, иначе быть беде. Стало быть, ответственность. Во-вторых, у них есть даже телевизор, он работает иногда, если есть питание для батарей. Наконец, самое главное: там же ребята, друзья, «настоящая жизнь»!
Странное дело: сколько раз заводил подобные разговоры в Афганистане, ответы солдат были похожи, как пряжки на их ремнях. Да, здесь настоящая жизнь. Нет, ни о чем не жалеют. Да, будут скучать по своей «горушке» — стали здесь братьями. Быть может, это оттого, что именно здесь впервые в жизни каждый из них почувствовал себя не винтиком в колесе — человеком?
Спустившись наконец и наскоро перекурив, «караван» строится у реки. От имени командования ротный вручает солдату орден Красной Звезды — за мужество и героизм, проявленные при выполнении боевой задачи. Это и есть наше особое поручение к бойцу Алиджану Эсенову. Будь мы на плацу, греми сейчас туш оркестра, комроты сказал бы, наверное, высокие и правильные слова, вручая Алиджану этот орден. Но мы не на плацу, на берегу Панджшера, бойцам пора возвращаться на пост, и времени на длинные речи нет. Да и нужны ли они здесь, эти речи?
Споро упаковав вещмешки, подхватив расползшиеся под дождем коробки с крупой, они потянулись тяжелой зеленой цепью по мокрому склону горы вверх, к отметке 2100, на которой, если верить Алиджану, «настоящая жизнь».
На следующий день один из таких «караванов» был расстрелян из засады мятежниками. Двое солдат, Олег Токарев и Михаил Барташевич, погибли, третьего их товарища, сержанта Абдуллаева, тяжело раненного, успели доставить в госпиталь.
…Вот уж никогда не думал, что в Панджшере, где нет тыла, где линия фронта — всюду, я буду слушать грустные песни фельдшера Дины Чувильской; что о самых лучших панджшерских людях мне расскажет не боевой, весь в шрамах, командир, а начальник аптеки Ира Чернышева, что прочитаю наконец нашумевшую повесть Юрия Полякова об армейской жизни в глиняной библиотеке Люды Грекул.
Женщины в Панджшере?! Чему тут удивляться, скажут они мне. Да будь у войны хоть десять раз не женское лицо, но ведь без женских рук не обошлась еще и ни одна из войн.
Живут и работают в ущелье пятнадцать женских душ. Выхаживают раненых, варят вкуснейший суп под ракетным обстрелом, торгуют в крохотном и напрочь опустевшем в эти дни военторговском магазине. Таскают воду, топят печи, стригут друг дружке челки.
— Где ваши вещи, девушка? — спросил таможенник Иру Чернышеву, когда она ехала из Панджшера в отпуск.
— Да вот — сумка, — ответила она.
— Я спрашиваю про вещи, — рассердился таможенник.
— Повторяю, товарищ, вот сумка. — Теперь уже свела брови Ирина. Она только что переболела гепатитом, купить сувениры домашним не было ни сил, ни времени. Ну, а на парня того обиды не держит. Не он один уверен в том, что едут «барышни» в Афганистан за мужьями, деньгами да тряпками.
Не знаю, войдет ли Ира Чернышева в горящую избу. Но когда на одном из постов подорвался на мине боец и за ним уходил вертолет, то в этом вертолете первой оказалась она, Чернышева. Это поступок? Что вы, это обязанность, поправляет она меня. Просто случай, один из многих в ее панджшерской службе. У Ирины Чернышовой медаль «За боевые заслуги».