Над кем не властно время
Шрифт:
Изменилось и отношение к физкультуре. Те полтора месяца перед своей смертью, когда я успел обрести идеальное тело орбинавта, оставили воспоминания об остром чувстве блаженства, которое доставляла гибкая сила, переживаемая как способность свернуть горы. Сейчас я, конечно, о таком теле мог только мечтать, но даже этой ностальгической памяти оказалось достаточно, чтобы прежнее лениво-высокомерное отношение к спорту сменилось желанием двигаться и ощущать смену напряжения и расслабления мышц. Мои усилия заметил и похвалил физрук, несмотря на то, что о каких-либо заметных успехах говорить было слишком
Дома я довольно быстро расправлялся со школьным заданием, после чего наступала очередь книг - как художественных, так и любых других. Я читал все, что попадалось на глаза - и "госиздат", и самиздат.
В те дни я твердо решил овладеть английским языком. Насколько можно было судить на основании многолетних шатких попыток удерживать четвертную отметку не ниже четверки, английский выучить легче, чем те языки, которые я уже знал. В отличие от латыни, где было три рода, в английском их нет вовсе. Не придется зубрить падежные окончания, поскольку в английском нет склонения существительных.
В общем, если Максим до Алонсо, как и миллионы других советских людей разных возрастов, спокойно мирился с незнанием иностранных языков, для Максима-Алонсо ситуация с английским была вопиюще недопустимой и требовала немедленного исправления. Следующим на очереди у меня по плану шел современный французский, которым я собирался овладеть быстро и безусильно, поскольку хорошо знал латынь, из которой он произошел, и родственные ему старинные диалекты испанского и итальянского, а также успел разобраться и в современных версиях этих языков. К тому же письменный французский я неплохо понимал уже в шестнадцатом веке и даже обучал ему сына своего хозяина, когда был невольником в Алжире.
В учебниках английского у моей мамы недостатка не оказалось. Обрадовавшись неожиданному интересу своего отпрыска к предмету ее преподавания, Лена вручила мне учебник Бонка и огромный словарь Мюллера. Я с энтузиазмом набросился на учебник. Правда, понять произношение по странным рисункам, на которых схематично изображалась голова с языком, зубами и гортанью, было невозможно, но тут на помощь приходили мамины советы и кассеты с "Битлз" и "Роллинг Стоунз". Теперь я не только получал удовольствие от музыки, как раньше, но и пытался понять, о чем поют знаменитые музыканты. В ход пошла и испытанная уже в подобных делах спидола. Как и предполагалось, в отличие от передач русскоязычных служб "Би-би-си" и "Голоса Америки", трансляции этих же радиостанций на английском совершенно не глушились. Дополнительным подспорьем стало и то обстоятельство, что чуть ли не треть английской лексики, хоть и в значительно измененном произношении, оказалась романского происхождения.
Леве я позвонил вскоре после возвращения из Прибалтики, еще до "картошки". Сразу же признал, что он был прав в своем предположении, будто рассказы об Алонсо - плод моего воображения.
– Давай действительно сочинять вместе!
– предложил я.
– Только настоящую историческую повесть, без волшебства, вроде воздействия мыслью на реальность. И имя героя давай поменяем. Пусть будет не Алонсо, а, скажем...
Я замялся, не зная, какое имя предложить.
– Скажем, Лео, - произнес голос Левы на другом конце провода.
– Или, еще лучше, пусть будут два друга-рыцаря:
Я хотел было заметить, что ударение в "Максимо" должно стоять на первом слоге, но не стал перебивать, радуясь тому, как легко он согласился забыть нашу размолвку.
После того разговора мы с ним как-то посидели у него дома, занося в простую тетрадку в клеточку схему сюжета о двух искателях приключений. Однако вскоре Левке стало не до рыцарей и замков, где томились в заточении схваченные врагами красавицы. Его родителей вызвали в ОВИР и сообщили, что, если Маргулисы хотят, чтобы их прошение на выезд на постоянное жительство в государство Израиль было удовлетворено, им необходимо обегать некоторое количество инстанций, чтобы собрать дополнительные документы и справки.
Бюрократическая машина заработала в режиме разлучения меня с лучшим другом. Это было грустно, но ведь Лева, как и его родители, был убежден в правильности их решения. Что тут можно было поделать? К тому же за шестьдесят с лишним лет у меня накопился немалый опыт потери близких людей. В конце концов, в отличие, скажем, от Ибрагима, Консуэло или Ренаты, Лева не должен был исчезнуть бесследно. Отъезд это не смерть. С Левой можно будет переписываться и перезваниваться. А в будущем - как знать?
– мы, возможно, даже встретимся где-нибудь на нейтральной территории...
На занятия нашего с Мошковым и Тертерян математического кружка у Николая Ивановича я сходил всего один раз. Чуть не задохнулся от едкого запаха никотина и дыма, сразу забившего рот и носоглотку. Когда урок закончился, и ребята ушли, я задержался и сказал "Дымку", что больше ходить не буду. Он огорчился. Пытался понять причину моего решения. Мне было неловко делать пожилому добряку замечания относительно его пагубной склонности к табаку, и я назвал иную причину.
– Я не уверен, что хочу стать математиком, Николай Иванович. Меня сейчас интересуют многие предметы. Честно говоря, я вообще еще не сделал выбора относительно будущей профессии.
Дымов растерянно моргал глазами огорченного барбоса, посасывал пухлыми губами сигарету, обдавая меня зловонными клубами дыма, который казался сейчас слезоточивым газом.
– Но как же международная олимпиада?
– безнадежно спросил он.
– Что вы, Николай Иванович, какая олимпиада! Для этого нужен не только гораздо более высокий уровень способностей, но и другой склад характера. На олимпиадах задачи надо решать в считанные минуты. Мне трудно это делать, а главное - и не нужно. Задача, на решение которой уходит неделя, радует меня ничуть не меньше...
На прощание Дымов, стесняясь, похлопал меня по плечу.
– Но ты все же звони иногда, - сказал он, покашливая.
– И к тете ходи почаще. Если там будем видеться, сможем иногда обсудить какую-нибудь интересную задачку.
Мне казалось, жена одобрила бы отказ от установки на олимпиады и решение не отдавать все свое время только одному предмету, пока не определюсь окончательно с вопросом о том, чем бы мне хотелось в дальнейшем заниматься профессионально. После полного возвращения Алонсо вернулась и прежняя привычка мысленно обсуждать с женой все, что происходило со мной, делиться с ней своими размышлениями и впечатлениями.