Шрифт:
Annotation
Шестой текст цикла. Роман. Конец 1970-х гг. Последствие душевной травмы, которую пережил московский старшеклассник Максим, оказалось необычным. Побывав в некой загадочной области человеческого бессознательного, Максим очнулся, открыв в своем сознании воспоминания другого человека. Мужчины, жившего в шестнадцатом веке. Его память и опыт толчками раскрываются в сознании Максима и становятся частью его личности. Максим обнаруживает, что понимает языки, которые никогда не учил, и располагает немалым жизненным опытом, которого не приобретал. Теперь он любит женщину эпохи Возрождения, которой никогда не встречал. И знает, что она, возможно, все еще жива, молода и прекрасна, ибо родилась
Дельта Марк
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Дельта Марк
Над кем не властно время
Марк Дельта
НАД КЕМ НЕ ВЛАСТНО ВРЕМЯ
(Шестой текст цикла "Время орбинавтов")
–
Глава 1
–
В середине мая 1978 года девятиклассник Максим Олейников не предполагал, сколь мало осталось ему времени до весьма чувствительной перемены в ходе его жизни. Да и как мог он ожидать события, которое спустя несколько десятилетий человек с античным именем Клеомен образно назовет "инфицированием информационным вирусом"?
Само понятие "компьютерный вирус" уже было использовано в американском фильме 1973 года "Мир Западного полушария". Более того, в первой половине семидесятых в США было создано несколько само-перемещающихся программ-червей. Но Максим не знал тогда даже о существовании компьютерных сетей, а сами компьютеры называл, подобно другим жителям одной шестой части суши, электронно-вычислительными машинами. Тем более не ведал он о вирусах. А если бы и ведал, то какое они могли иметь к нему отношение?
В раннем детстве Максиму казалось, что у него единственно возможные во всем мире родители.
Он, конечно, знал, что отцы и матери имеются и у других детей, но подозревал, что все они какие-то ненастоящие. Когда те приходили за детьми в детский сад, Максима преследовало чувство, будто и эти дети, и эти взрослые - жертвы тонкого, неуловимого обмана. Не мог он поверить в то, что у щекастого дядьки с красной толстой шеей, которого маленькая ябеда Таня Ершова называла "папой", действительно было право именоваться таким образом.
– Олейников, за тобой пришли!
– оповещала воспитательница, и Максим, завидев издалека настоящего папу, несся к нему со всех ног, а молодой его отец, отбрасывая со лба каштановый чуб, подхватывал сына, обдавая смесью запахов "Тройного одеколона" и сигарет "Прима".
С тех давних времен в памяти осталось несколько ярких картин. Среди них был и облик отца с пышной шевелюрой и смеющимися карими глазами. А еще - толстая стопка только что купленных чистых тетрадок. Она лежала на полке, маня и как будто разделяя жадный восторг ребенка, которому
И, конечно, нельзя было забыть мокнущие в тарелке с водой переводные картинки, которые мама переносила одну за другой на белый гладкий альбомный лист и аккуратно терла ваткой, снимая верхний слой, и тогда начинали проступать свежие радостные блестящие краски. Пожалуй, это был первый опыт сопричастности к рождающемуся прямо на глазах чуду, который впоследствии мог вспомнить Максим.
В детском саду он узнал, как разворачивается человеческая жизнь, подходя к своему финалу. Об этом его друг Левка Маргулис рассказал ему и двум другим мальчикам.
– Человек сначала живет, - объяснял Левка с видом знатока предмета, - живет, живет, живет, живет...
Он довольно долго повторял это слово, однако слушатели не отходили, ожидая продолжения. Все они были в том возрасте, когда повторы нисколько не надоедают, и любимого "Доктора Айболита" или "Волшебника Изумрудного Города" можно с неизменным интересом выслушивать в десятый раз подряд, изматывая старших членов семьи, которым приходится читать все это вслух.
– Живет, живет, - продолжал Лева до тех пор, пока детей не позвали к обеду, и тогда рассказчик скороговоркой завершил секвенцию:
– Живет, живет, а потом - умирает.
Само это слово Максим уже где-то слышал. И предполагал, что ничего хорошего оно не сулит. Левин рассказ с его резким завершением подтвердил догадку: после того, как человек умирает, продолжения уже не будет. Но понял Максим и то, что лично у него впереди еще очень много времени, и предстоит ему так долго "жить, жить, жить", что мысли о конце можно пока отложить.
От того первого периода детства сохранились в памяти забавные фразы, вроде: "подарок - не отдарок!", "Молодец, молодец, как соленый огурец!", "Тили-тили-тесто, жених и невеста!". Последнюю дразнилку выкрикнул однажды незнакомый веснушчатый мальчишка, когда Максим гулял по утопающим в зелени измайловским дворам за ручку со своей подружкой Зоей Варшавской. Максим бросил в насмешника камень, обратив его в бегство, но после этого случая старался не брать Зою за руку.
Их родители дружили домами, и Максима часто возили в гости к Зое в Измайлово. Квартира Варшавских располагалась на втором этаже, и из окон ее было удобно наблюдать за жизнью двора. Дети любили залезать на стулья возле противоположных углов оконного проема. Высунув головы в окно, они вооружались пластмассовыми аппаратиками игрушечного телефона, хотя прекрасно могли бы переговариваться и без него.
Самым любимым их совместным занятием в ту пору было пускание мыльных пузырей. В качестве трубочек использовались катушки от ниток или серовато-белые сухие макаронины. Оранжевая пластмассовая мыльница и ее крышка отделялись друг от друга и превращались в два сосуда для таинственной субстанции, способной порождать сверкающие на свету, переливающиеся цветами радуги прозрачные шары. В разведении необходимого раствора мыла и воды участвовала Зоина мама. Когда все приготовления заканчивались, дети усаживались по своим углам, высовывались из окон и начинали художественное выдувание, время от времени переходившее в соревнование - чей шар дольше не лопнет, кто выдует больше шаров. Круглые пузыри зависали в воздухе, затем сносились ветром к газону, некоторые даже умудрялись приземлиться или сесть на куст, сохранив свою перламутровую подрагивающую целостность. В таких случаях дети выражали восторг громкими звонкими восклицаниями, забывая о телефонном устройстве.