Над Кубанью зори полыхают

Навозова Фёкла Васильевна

— Ты, Яков, тянешь воду, как тот желтобрюх лягушку!

Яшка, дурачась, забулькал и начал пускать пузыри, потом приподнялся и, вытирая губы рубахой, проговорил:

— Глякось через луг, дядя Трош, узнаешь, чья хата маячит?

Было уже совсем темно. В подслеповатом оконце Архиповой хаты мигало красноватое пламя каганца.

На мгновение огонёк будто угас. Но это было не так. Просто его заслонила чья-то широкая спина. Окно снова засветилось.

Трофим стал гадать.

— Али кто вышел из хаты и постоял у окна? Али кто в окно подглядывает?

—

Может, и так, — озабоченно ответил Яшка. И добавил: — Что-то наш гость опаздывает.

Он чиркнул спичкой. Внизу на дороге тоже сверкнул огонёк. Яшка обрадованно окликнул:

— Вот он, лёгок на помине!.. Свои, свои! Не сумлевайся!

К роднику подошёл высокий человек в поддёвке.

— Здорово, господин учитель! — проговорил Яшка.

— Был учитель, да весь вышел! — засмеялся Кутасов. — Не учитель я теперь, а пролетарий…

Когда они подошли к кладке через речку, окошко вновь заслонила чья-то тень. Яшка потянул за поддёвку Кутасова. Все трое присели за иссохшими будяками.

— Не иначе как кто-то подглядывает! Я тихонько перелезу по кладке, разведаю, кого там черти носят! — Яшка быстро переполз кладку и скрылся в бурьянах у плетня. Он разглядел: Илюха Бочарников припал к окну, смотрит, что происходит в хате. Давно заприметил он, что у Архипа собираются люди. Не иначе как «политическая гарнизация».

Илюха видел, как, забравшись с ногами на примост у печки, какой-то незнакомый ему человек играет на гитаре.

На печи мать Архипа. Лежит, глядит…

Прислонясь спиной к притолоке, стоит Архип, слушает гитару.

Незнакомец вдруг увидел Илюху. Он ударил по струнам и скороговоркой протарахтел:

— Эй, пляши, пляши! Кто-то в окно поглядывает… — — И задул каганец.

А Архип рванул дверь хаты, выскочил в темноту.

Илюха метнулся от окна, перескочил через плетень и, зацепившись за подставленную Яшкой ногу, покатился по сухим, колючим будякам в воду.

Выбравшись из болота, Илюха кое-как дошкандыбал до своей хаты. Лицо у него распухло и покраснело от ссадин. Целую неделю он не выходил на улицу. И все это время придумывал, как отомстить.

А друзья Архипа в его хатёнке уже не собирались. Свои тайные собрания они перенесли на Лысую гору, в старый карьер, откуда брали камень.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

В 1914 году, ещё с весны, прошёл по станице слух о надвигающейся войне. Говорили, что царь Николай не поделил что-то с немецким усачом — Вильгельмом. А на Кавказе, на турецкой границе, участились нападения на русских.

Вернувшийся оттуда Василий Колесников говорил, что турки шпионов засылают на нашу сторону. Сколько их переловили, а они все лезут. Армяне–христиане, живущие возле Карса и Ардагана, говорили, что турки хотят захватить эти земли.

Казаки чесали затылки: опять, значит, турок наседает! Нехай попробует! Не впервой!

И как раз в это время в станице случилось происшествие, всех взволновавшее.. Уже несколько лет жили в Ново–Троицкой пять дагестанцев. Они держали небольшую мастерскую. Шили шапки, бурки,

черкески. В мастерской всегда курился очаг с небольшими мехами. Тут отливали серебряные с чернью наборы для поясов и газыри для черкесок. Среди дагестанцев был мальчонка— красавец писаный — румяный, черноглазый, с длинными ресницами. Этого мальчика дагестанцы любили и баловали, но часто, как заметили соседи, они посылали его куда-то поездом. Удивлялись люди: такого маленького посылают одного! Сметливый, видно, азиат! Бывало, что к ним в станицу приезжали откуда-то горцы. Привозили тонкие шерстяные ткани для башлыков, каракулевые шкурки для шапок. А что увозили они в своих сумах и небольших деревянных ящичках — о том никто не знал.

Участковый начальник Марченко с некоторых пор стал любопытствовать: куда и что увозят горцы из станицы? Как-то он вызвал к себе Илюху Бочарникова, который любил совать свой нос во все дела и мечтал о должности казначея.

— Здравия желаю! — вытянулся Илюха перед участковым начальником, преданными глазами глядя на него.

— Здорово, казак! — ответил участковый. И усмехнулся: — Ну как, брат, зажила уже морда после того, как ты носом будяки корчевал?

Лицо Илюхи передёрнулось. Он закусил тонкие губы.

— Напрасно смеётесь, ваше благородие! Чует моя душа, что этот самый хамсел — крамольник.

— Ну, это ещё доказать требуется. Какой же он крамольник, ежели, как ты сам говоришь, гитару слушал. Пускай себе тренькают. Вреда от этого нет. А ведь я хочу тебе поручить другое дело. Выполнишь — в обиде не останешься. Последи-ка ты за этими кумыками… Знаешь, о ком я говорю?

— Енто, которые папахи шьют да газыри отливают?

— Вот–вот! Посмотреть требуется, что это они из станицы отправляют!

Бочарников прищурил глаза.

— Это насчёт ящичков-то? Станица вся говорит…

— Говорят-то говорят, а знать-то никто ничего не знает. А у тебя шох хороший. Надеюсь, не промажешь.

— Будет сполнено!

С тех пор Илья Бочарников повадился ходить в мастерскую дагестанцев. Вроде от нечего делать то поможет раздувать огонь, то учится накладывать чернь на серебро. Приметил он, что два дагестанца днём отсыпаются. Значит, по ночам работают, смекнул Илюха, Как-то утром, придя необычно рано в мастерскую, Илюха увидел на земляном полу два обронённых винтовочных патрона. Раздувая мехи, Илюха носком сапога придвинул патроны к себе. Незаметно завладел находкой. Вечером атаман и участковый начальник рассматривали патроны. Установили, что старые стреляные гильзы обжаты и перезаряжены.

После этого Илья Бочарников несколько ночей просидел в бурьянах за хатой дагестанцев. И сидел не напрасно: увидел, как чужаки подрядили извозчика до станции, погрузили на линейку хурджины и уехали.

Участковый начальник прижал извозчика и установил, что дагестанцы ездят на станцию каждую пятницу и Щедро расплачиваются за эти поездки.

Егорлык был только полустанком, но всегда бурлил народом. Вокруг маленького вокзала из красного кирпича толпились амбары и лабазы хлебных торговцев.