Над облаками дождей не бывает
Шрифт:
– Ни хера мне это не нравится, – выразил свое мнение Стакер.
Он чуть сбросил скорость, чтобы не рвать себя и машину слишком высокими перегрузками на виражах.
Грохот самолета, пронесшегося над дирижаблем, разбудил Рихарда Шнайдера.
– Твою мать! – Шнайдер вскочил с кровати. – Так и думал, что этим кончится!
– Чем? – Кроссман лениво открыл глаза.
– Ты не слышал, что ли? Истребители! Завалят нас, нахер!
– Это вряд ли, – Кроссман спокойно поднялся, и принялся одеваться. – Кому надо
– Охрененная перспектива, старик! Всю жизнь мечтал! На кой хрен Хокудо вообще замутил с этим дирижаблем? Его же видно на всех радарах! И сбить можно хоть из рогатки.
– Из очень мощной рогатки, – уточнил Кроссман. – Не бузи. Хокудо не идиот. Он знает, что делает.
– Я бы тоже предпочел знать!
Не успели друзья одеться, как включилось дверное переговорное устройство, и кто-то на очень плохом английском попросил отворить замок.
– Сейчас, сейчас! – запутавшись в рукавах рубашки, ответил Шнайдер.
Кроссман открыл дверь. Японец в униформе сообщил, что проводит гостей в кабинет мистера Хокудо, где состоится совет по планированию.
Раздался рев реактивных двигателей и свист истребителей, рассекающих воздух плоскостями. Пол под ногами едва заметно качнулся. При этом лицо японца, стоящего за порогом, не выразило никаких эмоций.
– Забавно, – произнес Кроссман. – С нами даже советуются. Вот, хотел знать о планах Хокудо, он великодушно решил тебе их изложить. Лично.
– Доверяй, но проверяй, гласит поговорка. А у нас нет возможности проверить его заявления. В этом беда.
– Ты его не знаешь, а бочку катишь, – с укором ответил Кроссман. – Ты с ним мало общался, а я три дня. И понял одну важную вещь. Хокудо никогда не делает голословных заявлений. Он всегда приводит либо очевидные доказательства, вроде летающей ложки, либо дает отсылку к уже имеющейся у тебя информации. Так что ты остынь, дорогой друг. Давай выслушаем, что скажут, посмотрим, что покажут, а затем сделаем выводы.
Они покинули каюту, и, в сопровождении японца, отправились по коридору.
– Большой дирижабль, – произнес Шнайдер. – И много полезного пространства. Тут для полостей с газом попросту места нет.
– Да. Но три дня общения с мистером Хокудо почти избавили меня от возможности испытывать удивление, – ответил Кроссман.
– Я его несколько часов знаю. – Шнайдер усмехнулся. – И то очень близок к твоему состоянию.
Снаружи снова пронеслись истребители, но заметно дальше от дирижабля.
Стакер снова провел боевой разворот и дал указание в эфире, удерживая в прицеле остатки хвостовой части дирижабля:
– Твой носовой сектор.
– Принял! – ответил Донован.
– Выполняем, – приказал Стакер.
Он выпустил две ракеты класса «воздух-воздух», после чего крутанул бочку, и с крутым
– Все, пипец ему, Танго первый.
– Та ни хера… – раздалось в эфире.
Донован удивленно обернулся, заводя самолет в широкую дугу во избежание излишних перегрузок. Но то, что он увидел, не вязалось со здравым смыслом. Остатки каркаса, на который когда-то была натянута обшивка дирижабля, разваливались, пылая и оставляя клубы черного дыма. Они медленно падали вниз, обнажая длинную сигарообразную конструкцию цвета шкуры молочного поросенка. Через минуту удивленным взглядам пилотов предстал висящий в воздухе огромный мужской половой член с оголенной головкой и морщинистой волосатой мошонкой. Выглядел детородный орган настолько реалистично, что Донован помотал головой.
– Танго первый, Танго второй, доложите результат отстрела! – раздался в эфире голос майора. – Вы оголили корабль пришельцев? Что вы видите? Доложите немедленно!
– Здоровенный болт висит в воздухе! – сдавленным тоном ответил Стакер. – В смысле, хер. Ну, член мужской, половой, одна штука. Эрегированный. Толщиной около тридцати футов.
– Головка оголена? – уточнила майор.
– Да.
– Тогда немедленно катапультируйтесь! Немедленно, это приказ! – прокричала в эфире майор.
Тут же заглох двигатель. Стакер бросил взгляд на самолет ведомого, но тот тоже падал. Из его двигателя валил густой черный дым.
Не раздумывая более, Стаккер рванул рычаг катапульты.
Шнайдер и Кроссман к этому времени добрались до двери кабинета Хокудо. Сопровождающий открыл ее и пропустил гостей за порог. Кабинет был залит солнцем, через широкое окно было видно, как довольно далеко на востоке падают, сорвавшись в штопор, два совершенно исправных истребителя, а над ними распускаются два парашютных купола.
Кроссман и Шнайдер удивленно переглянулись. В кабинете, кроме мистера Хокудо, оказался еще один человек, это был мужчина немногим старше Кроссмана, явно не саксонской наружности. Причем, Хокудо и незнакомец вели себя совершенно по-приятельски, стояли у окна, громко хохотали, как школьники, и попеременно тыкали пальцами в снижающихся парашютистов.
– Член? – заливаясь смехом, уточнил Хокудо. – Нет, ты серьезно? Реальный писюн им показал? Я всегда был уверен, что у русских лучшее в мире чувство юмора.