Над океаном
Шрифт:
И не было в его душе страха и отчаяния, и не было в сердце его усталости и пустоты. Он был спокоен за себя, знал, что все уготованное ему пройдет и выдержит, — и этим был счастлив. Была лишь горечь: как же так? Почему так безнадежно, неисправимо и, главное, бесследно? Неужели бесследно?
Командир был рядом — настоящий командир; он помог Николаю и сделал так, что его, Николая Савченко, присутствие здесь воспринимается не только как нечто само собой разумеющееся, но и как надежное, необходимое, и это наполняло душу Николая хорошей, спокойной благодарностью. Но если все именно так,
Все, что он выбрал в жизни, он выбрал сам. «Иди в молодости своей дорогой, куда ведет тебя сердце твое!» — так написала ему мать в день восемнадцатилетия. И сейчас, в эти минуты, он знал — его выбор был правильным. Путь свой он выбрал верно. И если б снова назад, и знать все заранее, и увидеть все заранее — он все равно шагнул бы на ту же тропу...
— Экипаж! — раздался голос Кучерова. — Приготовиться к вынужденной посадке. Еще раз все проверить. Подтянуть ремни. Внизу возможна вода. Фары?
— Нет, — спокойно отозвался Агеев. — Фар не будет.
— Ясно. Штурман, приготовить осветительные и сигнальные ракеты.
Они не знали и не могли знать, что уже недалеко от них — недалеко по авиационным понятиям, — в каких-то трехстах километрах, вонзились в туман и перешли на пилотирование по приборам и указаниям операторов наведения два сверхзвуковых истребителя; что дальше, за ними, летит в предполагаемую точку перехвата Ил-28, пилотируемый полковником Царевым.
...Низкий мощный гул турбины; истребитель пронзает серую пустоту, широко разъятыми пастями воздухозаборников он свирепо засасывает, втягивает, заглатывает ее, прессует, опаляя в горниле чудовищных, звездных температур, в ревущем неукротимо огненном вихре, швыряет ее, беснующуюся адским пламенем, на лопатки турбины и раскаленным комом туго скрученного пространства отбрасывает назад сотнями мгновенно выжженных свистящих километров.
— Доворот влево десять.
— Выполняю.
— Вот так хорошо... Теперь внимание — цель на курсе, ниже два, дистанция — триста.
— Понял...
— Включите сканирующий...
— Уже...
Поисковый радиолокатор хватает цель на сканировании уже с трехсот километров, но сейчас его индикатор пуст. А время идет, время летит... Да где ж ты?
Экран светится тускло-лиловой пустотой.
— «Вымпел-шесть», внимание! Цель смещается вниз, отклонение по вертикали вниз три, четыре, цель снижается!
Да где же ты?!
...— Да где же ты?! — простонал Тагиев.
Оператор управления пригнулся над экранами; из-под наушников капитана стекают на скулы мутные капельки пота, блестит в свете экранов лоб; и это — несмотря на ровный прохладный ветерок, тянущий из «кондишенов». Пальцы, в которых зажат мультикарандаш, побелели.
Тагиева, стоящего за спиной капитана, начинает трясти.
На глазах у всех надвигается катастрофа — неотвратимо-безжалостная. На глазах у всех шестеро уверенно шли к смерти, и спасти их мог только один человек — тот, который, идя на страшный риск, вел к ним свой истребитель.
По засветкам четко видно, как Ту-16 пересек на небольшой высоте береговую черту и уверенно
— Все. Проскочили берег. Садятся... — бормотал неизвестно кому Тагиев. — Он же не ведает, куда прет, и фар нет...
— Я «Вымпел-шесть»! — заработал динамик. — Высота четыреста. Цель преследую, но не вижу. Увеличиваю скорость. Скорость шестьсот... Шестьсот пятьдесят... Семьсот...
Тагиев рванул к себе микрофон:
— Назад! А, чтоб тебя... Девятый, нельзя! Воткнешься!
— Ма-алчать! — крикнул генерал. — Молчать! Не мешать работать!
— ...поздно, некогда, установил семьсот — надо успеть!
Оператор мотнул головой, сбрасывая катящиеся в глаза капли пота, быстро коснулся мультикарандашом экрана. Короткая вспышка сигнала команды, молниеносная отработка решения умницей ЭВМ — по экранам дисплеев цепочкой побежали живые мерцающие цифры, озарились мгновенно появившиеся пунктиры экстраполяции.
Оператор торопливо, но четко скомандовал:
— Внимание, цель на курсе, отклонение вниз пять, дистанция сто, скорость цели четыреста. Снижайте, немедленно снижайте скорость!..
Полковник, пилотирующий «миг», словно чувствовал воздух обнажившимися нервами. Как всякий опытный летчик, сейчас, в секунды крайнего напряжения, он ощущал кончиками пальцев его упругость, его сопротивляющуюся податливость.
Он знал, на что шел, когда увеличил скорость. Где-то недалеко впереди летел тяжелый реактивный корабль, и «миг» стремительно настигал его — но именно в скорости и заключалось спасение, ибо расчет был предельно прост: если он опоздает хотя бы на десяток минут, они, те, ради кого он рисковал, убьются; если же он ошибется хотя бы на десяток метров, они тоже погибнут, но с ним вместе.
— Я успею, я успею, — то ли думал, то ли шептал полковник. — Должен, должен... Так, пора...
Он плавно потянул назад сектор газа, одновременно меняя стреловидность крыла; гул турбины осел, указатель скорости медленно двинулся назад; рука легла на кнопку выпуска аэродинамических тормозов; осторожно, только осторожно, малейшая ошибка — и через несколько секунд в тумане полыхнет огромная звезда и навеки угаснет. Спокойно, спокойно — воображение не нужно, оно мешает...
Он перебросил переключатели. Серебристо засветилось лобовое стекло фонаря, превратившись в полупрозрачный экран, размеченный сложной сеткой. В наушниках раздался голос оператора наведения:
— Цель на курсе. Снижается.
— Цели нет. Нет...
— На курсе!
«Миг», несясь на огромной скорости вслепую, осторожно опускал нос, повинуясь твердой руке. Только спокойно! А по спине ползет лед, будто немеет живот... Спокойно!
Серия коротких резких толчков тряхнула «миг» — спутная струя! След!
Есть! Вот он — есть!
— Есть цель! — На миг свело скулы. На экране возникла отметка; качнувшись, она боком проползла по сетке и совместилась с точкой прицеливания. Бортовая ЭВМ — умничка, она подскажет...