Над тремя морями
Шрифт:
12 августа состоялся очередной полет нашей авиагруппы на Берлин. Самолеты взлетели за 40 минут до заката солнца. Для обеспечения взлета и сбора ударной группы в воздух были подняты истребители.
Как всегда, впереди шел флагманский корабль, пилотируемый Е. Н. Преображенским. В правом пеленге за нами следовал самолет В. А. Гречишникова. И я вновь думал о нем, о человеке, чудом уцелевшем двое суток назад при неудачном эксперименте. Гречишников пилотировал сейчас другой самолет, с другим экипажем. Прежний свой экипаж он оставил на земле, а сам, едва опомнившись от потрясения, вместе со всеми боевыми товарищами шел навстречу
Теперь мы летели по новому, несколько измененному маршруту. Он подлиннее прежнего, но зато давал возможность подойти к Берлину с юго-востока, где противовоздушная оборона противника была, по нашим сведениям, слабее. Прогноз предвещал хорошую погоду. Наверно, и то и другое отразилось на настроении Преображенского. Он был в хорошем расположении духа. Вздумал даже подшутить надо мной. Бросил не без ехидцы в микрофон: "Ну как твой ключ, Петр Ильич? На месте?"
А история с ключом такова. Как-то, вынимая карты из полетной сумки, я обнаружил на дне ее двусторонний гаечный ключ. И хотя ему там было не место, оставил. С ним дважды слетал на Берлин и подумал: "А ведь он счастливый!" А сегодня, перед самым вылетом, не обнаружил в сумке ключа. Меня аж в жар бросило - счастье улетучилось. Высунулся из кабины, кричу механику самолета старшине А. Н. Колесниченко: "Куда девался ключ из моей кабины? Срочно подайте его сюда". Преображенский смеется: "На что тебе этот ключ? Выруливать надо быстрее, а ты розыски затеял". А я свое: "Пока не найдут ключ, выруливать не будем". Механик открыл нижний люк моей кабины и протянул мне ключ. Убедившись, что это тот самый, я положил ключ-талисман на прежнее место, в бортовую сумку, и мы стали выруливать на старт.
Теперь вспоминать об этом смешно, но тогда мы верили в счастье. И пока летали на флагмане, ключ всегда лежал в бортовой сумке в штурманской кабине. Я его берег, протирал, слегка смазывал тавотом.
Как только вышли с моря на береговую черту, погода резко улучшилась. Над головой чистое небо, усеянное звездами. По-прежнему ярко светит луна. А дальше все как и в предыдущем полете: слепящие лучи прожекторов, огонь зенитной артиллерии, атаки ночных истребителей.
Над Берлином все экипажи успешно отбомбили свои цели.
Сложнее было возвращение. Незадолго до подхода к морю завязался воздушный бой экипажа капитана Беляева с истребителем противника. Истребителю-перехватчику удалось поймать в лучи своих прожекторов наш бомбардировщик и открыть по нему огонь. Экипаж Беляева начал интенсивный противоистребительный маневр и одновременно открыл огонь по вражескому самолету. Трассирующие пули и снаряды огненными нитями тянулись с двух сторон - от одного самолета к другому. Но вскоре бортовые прожекторы истребителя погасли, и на том все кончилось. Наш экипаж благополучно вышел из боя.
К морю самолеты вышли на высоте 4000 метров и шли над водой спокойно. Оставалось полтора часа до подхода к аэродрому, когда поступила телеграмма от Жаворонкова: "Большая группа авиации противника бомбит оба наши аэродрома. Возможность вашей посадки сообщу дополнительно".
А на аэродромах Кагул и Астэ происходило следующее. Примерно в три часа ночи посты стали доносить о нарастающем гуле самолетов со стороны Рижского залива. Сначала появились самолеты-осветители, и на аэродромах стало светло как днем. И вот уже появились бомбардировщики.
стихли бомбовые удары, как с постов наблюдения стали доносить о появлении новых групп авиации. Теперь начали обработку аэродромов штурмовики.
Шум и грохот стоял невообразимый. В налете участвовали большие группы вражеской авиации. А результаты оказались ничтожными. Фашисты, как видно, рассчитывали накрыть наши самолеты на посадке, поэтому сбрасывали в основном осколочные бомбы - они наиболее эффективны при уничтожении техники и живой силы. Но противник явно просчитался. Наши самолеты находились еще в пути. И немцы бомбили, по существу, пустые летные поля. Осколочные бомбы оставили на них лишь небольшие воронки, которые можно быстро заровнять землей. Правда, не обошлось без потерь в личном составе ПВО и аэродромной команды. А несколько бомб попало в постройки хуторян.
Комиссар полка Г.3. Оганезов горячо, с присущей ему энергией, взялся за дело. Сразу же мобилизовал всех находящихся на аэродроме, распределил по участкам. Последствия налета были быстро устранены. Когда мы подлетали к острову, нам сообщили по радио, что аэродром приводится в рабочее состояние. А при подходе к нему получили разрешение на посадку.
На этот раз с боевого задания не вернулся самолет лейтенанта Н. П. Леонова. В его состав кроме командира входили штурман майор М. И. Котельников, стрелок-радист сержант И. А. Рыбалко. Болезненной для всех нас была эта потеря. Я вспоминал своего коллегу Котельникова. С какой настойчивостью добивался Михаил Ильич - этот уже немолодой офицер, чтобы его непременно включили в оперативную авиагруппу! И то, какое радостное волнение испытывал он после первого и второго полетов. А вот с третьего не вернулся.
Надежды на возвращение этого экипажа у нас не осталось, когда из штаба ВВС флота сообщили, что он погиб при посадке без прожекторов на аэродроме Котлы. Стало очевидным, что по каким-то причинам этот самолет не дошел до Берлина. Экипаж сбросил бомбы на запасную цель и возвращался на свой аэродром. Но как раз в это время над ним действовала вражеская авиация, и экипажу Леонова ничего не оставалось, как лететь на восток. А горючее на исходе. Пришлось садиться на неосвещенный аэродром. Это кончилось катастрофой.
В этом полете были у нас и другие неприятности. Экипаж старшего лейтенанта А. И. Фокина (штурман Е. П. Шевченко, стрелок-радист краснофлотец Белоусов, воздушный стрелок краснофлотец Силин) шел ведущим в замыкающем звене авиагруппы. Когда он подошел к Берлину, там уже полыхали пожарища. Хорошо сработали наши однополчане!
– Видишь, Петрович? - сказал штурману командир экипажа.
– А сейчас и мы оставим фашистам свою визитную карточку, - отозвался Шевченко.
Через минуту он нажал кнопку электросбрасывателя. Бомбы пошли вниз.
– Вот и наш "подарок" фашистам!
И тут в глаза ударил ослепительный свет. Фокин, опытный пилот, резко бросает самолет то вверх, то вниз, но не может вырваться из прожекторных лап. А вражеский истребитель уже в который раз заходит в атаку. Так продолжалось минуты две, но Фокину они показались вечностью. Наконец ему удалось нырнуть в облака. Опасность миновала. На подходе к береговой черте командир спросил штурмана:
– Как себя чувствуете, Евгений?
– Холодно, замерзаю.