Над законом
Шрифт:
Однако теперь, похоже, было не до обид. Собрав все свое невеликое мужество, Виктория ногами вперед (все время ожидая, что их вот-вот отстрелят напрочь) выползла из машины и опустилась на все еще хранивший тепло ушедшего дня асфальт. Поодаль, глухо бабахнув, взорвался синий «форд», и Виктория похвалила себя за предусмотрительность. Первый шок прошел, и теперь творившееся смертоубийство воспринималось как данность, с которой приходилось мириться и в которой надо было жить.., или умирать, если не получалось по-другому. «Это задача, – уговаривала она себя, –
Подбадривая себя подобной чепухой, она проползла вдоль борта «мерседеса» и с некоторым облегчением укрылась за его багажником. Здесь обнаружился второй охранник из тех, что привезли ее сюда, – лежа на животе, он сосредоточенно палил из какого-то уродливого короткого ружья, после каждого выстрела передергивая ручку сбоку, отчего из казенной части его странного оружия, кувыркаясь, вылетала медная гильза. Виктория решила, что это короткое ружье – обрез. Такой же она когда-то видела в музее.
Охранник оглянулся на нее, и взгляд у него сделался диким, словно он увидел привидение.
– Уходи отсюда, – сказал он, перезаряжая обрез. – Здесь нельзя. Убьют. Иди домой.
– Снимите, – сказала ему Виктория, протягивая скованные руки, но охранник уже отвернулся от нее и снова принялся палить, ожесточенно орудуя затвором. Заднее колесо «мерседеса», за которым он лежал, внезапно издало протяжное свистящее шипение, и машина медленно осела на одну сторону, как давший течь корабль. Охранник выронил обрез и уронил голову на руки.
– Мамочка, – тоненьким голосом пропищала Виктория и резво поползла прочь.
Ползти со скованными руками оказалось чертовски трудно. Через минуту локти и колени у нее были стерты едва ли не до костей, и она пару раз чувствительно приложилась лицом. Через некоторое время, решив, что отползла достаточно далеко, она поднялась на ноги и бегом бросилась к лесу.
Она успела пробежать не больше трех метров, когда ее вдруг, словно палкой, ударило по левой руке чуть повыше локтя. Рука сразу онемела. Виктория испуганно оглянулась, ища, обо что она могла удариться, но ничего не увидела и лишь тогда поняла, что ее зацепило пулей. До леса оставалось всего несколько шагов, и она сделала их. Потом села на податливый мох и заплакала.
Впрочем, плакала она недолго. Всхлипнув еще несколько раз, она решительно оторвала полосу ткани от подола простенького домашнего платья, в котором унес ее из школы Илларион, и кое-как, помогая себе зубами, перевязала рану. После этого она встала и, углубившись в лес, медленно, поминутно спотыкаясь и падая в кромешной темноте, двинулась прочь от побоища и, главное, от Старцева, все еще рефлекторно всхлипывая и шмыгая носом.
Не прошла она и сотни шагов, как ее внезапно схватили за плечо и грубо рванули назад. Едва не потеряв сознание от ужаса, она услышала знакомый ненавистный голос.
– Далеко
В тот момент, когда она упала, больно ударившись раненой рукой, откуда-то сзади донесся приглушенный звук работающего на пределе мощности дизельного мотора.
Черная «Волга», непрерывно сигналя, поравнялась с кабиной тяжелого «мерседеса» и пошла параллельным курсом в левом ряду. Илларион покосился на нее и усмехнулся – у полковника не выдержали нервы.
Подтверждая эту догадку, в окно «Волги» высунулся Мещеряков и принялся, яростно размахивая рукой, орать что-то, неслышное за ревом двигателя. Илларион повернулся к нему и, постучав себя по лбу согнутым пальцем, показал полковнику сотовый телефон.
Мещеряков энергично плюнул на дорогу и скрылся в салоне машины. Через несколько секунд телефон в руке Забродова запищал.
– «Конкорд» слушает, – голосом автоответчика сказал он в трубку.
– Ты что творишь, лишенец? – закричал Мещеряков. – Это что за третья мировая?
– Это еще не третья мировая, – успокоил его Илларион. – Третья мировая впереди, полковник, потому-то я и тороплюсь. Боюсь, знаешь ли, опоздать.
– Перестань придуриваться и объясни, что происходит.
– Вы фургон разгрузили?
– Разгрузили.
– Так о чем ты меня спрашиваешь?
– А кто это горит там, под откосом?
– Представитель поставщика, которого ты проморгал.
– А та женщина…
– Та женщина – курьер, которого убил представитель поставщика, которого ты проморгал.
Мещеряков помолчал, как видно, услышав что-то не совсем обычное в голосе своего друга и бывшего подчиненного.
– Кстати, – вспомнил Забродов, – там, недалеко от закусочной, должны найти еще двоих…
– Уже нашли, – недовольно буркнул Мещеряков. – Можно было, между прочим, и поаккуратнее.
– Вот в следующий раз иди сам и делай поаккуратнее. Учти, я еще обломаю твою коллекционную берданку о твою же начальственную спину. Я этот отдых на свежем воздухе не скоро забуду.
– Я же предлагал Корсику.
– Ты и Колыму предлагал.., а теперь я ее, похоже, заработал.
– Ну-ну, ты еще поплачь. Знаешь…
Мещеряков как-то замялся, через окно глядя на бешено вращающиеся в полуметре от него большие колеса грузовика. Сорокин, которого Илларион не видел, толкнул Мещерякова в бок и тоже постучал себя по лбу согнутым пальцем. Мещеряков вздохнул.
– Ты чего вздыхаешь, как влюбленный симментал? – спросил Забродов. – Что замолчал?
– Да нет, – сказал Мещеряков, – ничего. Поговорим на месте. Расскажешь подробно, что там и как, дернем с Борисычем самогонки…
– Нету Борисыча, – сухо сообщил Илларион. – Отвали, Андрей, я тороплюсь. Уж очень долго вы копались с перегрузкой.
Черная «Волга» отстала, давая Иллариону свободу для маневрирования, и пошла в хвосте трейлера.
Седоки начали задыхаться в поднятой им пыли, и Мещеряков поспешно поднял стекло.