Надежда смертника
Шрифт:
– Есть местечко, – Я старался говорить уверенно. – Этажом выше.
Они заныли, но пошли. Из любопытства.
Мы затащили верхнего на четвертый этаж, прошли через холл.
– Здесь.
Я прыгнул вниз на крышу лифта.
– Давайте мне верхнего.
– Куда ты его засунешь?
– Внутрь.
Я потянул мальчишку за ноги, пока он не свалился рядом со мной. Тогда я открываю люк, пихаю туда его ноги.
– Держите его за руки, не то здорово грохнется. Мы начали его спускать, держа руки, пока ноги не коснулись
– Пуук, у тебя крыша поехала, – завоображал Сви. – Он просто подпрыгнет и вылезет наружу.
– Не, я вам покажу.
Я поднялся на четвертый этаж в комнату, где был раньше. Через минуту назад и упал в лифт.
– Что принес?
Я показал им веревку. Сначала осторожно, чтоб не порвать, снимаю с верхнего зеленую рубашку. Теперь она не моя. Отдаю Сви, как обещал. Джэг стащил со штанов мальчишки ремень и надел на себя. Я потрогал лицо верхнего. Гладкое, как у меня. Не дорос, чтоб бриться. Кожа на груди белая, гладкая. Маленькие пучки волос в подмышках. Запах как от цветов.
Я перевернул верхнего на живот, положил руки за спину, крепко связал.
– Пошли, – я выбрался наверх. Следом за мной Джэг и Сви. Мы поглядели вниз.
– Ну как, скажешь, выпрыгнет? – презрительно спросить я.
Джэг покачал головой:
– Не, Пуук, ни за что.
Он снова с уважением.
Я вытащил нож и поднес к его лицу:
– Проговоритесь – пришью! Он мой!
– Никогда. Он твой, Пуук.
Сви закивал тоже.
Слишком поздно идти менять на консервы. Придется поголодать. Не страшно. И раньше голодал. Думал сначала спать в лифте, поглядеть, как верхний очухается, но не стал. Хочу побыть один, придумать, как мне прикончить проклятого Чанга. Спустился на два этажа ниже и пошел в другой конец здания.
Трудно спать не в укрытии. Ни подстилки, ни одеяла. Утром просыпаюсь жутко злой. День дождливый, но я все равно пошел на мену, вернулся с тремя овощными консервами. На этот раз получилось лучше, не облапошили. Вытащил чашку за окно, много воды накапало.
Посчитал свои юнибаксы. Может, отдать Карло как мзду? Не, не отдам.
Пууку не нужны миды, раз им не нужен Пуук.
Открыл консерву, поел холодных овощей. Стало лучше. Пора решать, что делать с верхним. Может, лучше пришить?
Поднимаюсь по лестнице, иду через холл.
Он вопит.
– Помогите кто-нибудь! Пожалуйста! Помогите!
Я прыгаю на крышу лифта, наклонился над люком. Тот глядит наверх. Мы смотрим друг друга. С минуту он молчит, потом:
– Больно.
Шевелит руками за спиной.
Штаны можно выменять на пять-шесть консервов. Ботинки – не знаю. Много. Два-три ящика консервов. А то и больше. До самой зимы еды хватит. Я прыгнул в лифт.
– Да не смотри ты просто так! Помоги, ради бога! Меня зовут Джаред Тенер, я… я потерялся. Получишь вознаграждение.
Не знаю,
Восхищенный, трогаю руками ботинки. Джэг рехнулся, отдать ему в мзду такую вещь.
Верхний отдернул ногу, но я просто сидел и крепко схватил. Медленно расшнуровал – не приходилось прежде.
– Убери руки! – Он злится и колотит ногами. Я дернул ботинки, кричу от радости.
– Отдай сейчас же! – Мальчишка весь красный от злости.
– Проклятый верхний.
Я плюнул, он морду в сторону. Весело. Я снова плюнул.
Он вопит, харю воротит:
– Подонок, мерзкий нижний!
Это мне сильно не нравится.
– Заткни хлебало, верхний.
– Отпусти меня! – Лягается.
Я злюсь, но вспомнил, что он для мены пригодится. Куча юнибаксов.
– Принес консерву. Овощи. – Показал ему.
– Боже мой, где я? Отпусти меня! – Задергался, хотел руки освободить. Хрен там. – Кто ты такой?
– Я захватил тебя в плен.
Чанговские словечки. Старик бы нос задрал, если б знал. Я иду ближе, хотел помочь сесть. Покормить нужно.
– Не прикасайся ко мне! – Заехал мне ногой в колено. Я подпрыгнул. – Убирайся, ты, грязный…
Ох я и злой. Хватаю его за ногу и толкнул в грудь. Он грохается вниз.
– Ты, что ль, лучше? Ты, что ль, владеешь миром? Я те покажу!
– Мразь! Дрянь! Не трогай…
Перевернул его, сел на живот, нож вытащил.
– Господи, не нужно… – Он заерзал, но не мог высвободить руки и вытащить их из-под спины.
– Больше ты не верхний! Такой же нижний, как все мы! Теперь будешь мидом!
Острым кончиком ножа я глубоко – чтоб остался шрам – вырезал у него на груди метку мидов: «М» с хвостиком мидов на конце.
Он визжал и вопил: «Боже, о Боже, прошу тебя, нет, о Господи Иисусе!» – почище чем Джэг, когда Карло его метил. Я лезу через люк и наблюдаю за ним. Скорчился в углу и рыдал, как маленький. Кровь капала на живот и на штаны. Их можно отстирать перед тем, как поменять.
– Спаси меня, Господи, – верещал, – кто-нибудь, помогите.
Хныкает. Я подумал: съесть его консерву или оставить.
Без мозгов эти ротастые верхние. Думают, владеют миром.
19. Роберт
Вечером я сидел в своей уютной вашингтонской квартире. Едва я закончил длинный разговор с мамой, как телефон зазвонил снова. Я поглядел на него с неприязнью. Как и у всех, кто на виду, у меня был составлен список друзей и знакомых, которые могли позвонить мне домой. Но, как и у всех, кто избирается, мой список вырос до невероятных размеров, иначе мог обидеться кто-нибудь из моих сторонников, которому очень хотелось иметь возможность напрямую обратиться к члену Генеральной Ассамблеи, за которого он голосовал.