Надежда смертника
Шрифт:
– Из-за вас я могу опоздать. Настоятелю это не понравится. Выйдите, пожалуйста.
– Мы приехали повидаться с капитаном Сифортом, – твердо заявил я.
– Конечно. Сюда все для этого приезжают, кроме Мартинсов и семейства де Ланге. Эти приходят регулярно. Потому зал и полон.
Он настойчиво теснил нас к выходу, и мы постепенно отступали.
– Не так уж часто с трудом удается втиснуть на стоянку электромобиль. Сорок девять недель в году здесь не наберется два полных ряда посетителей, а потом такое начинается!
– Сэр…
– Вы рассчитываете упрочить свой статус,
– Брат, мы можем сделать пожертвование? – спросил Адам и протянул банкноту.
– Конечно, только не думайте, что утром это освободит вас от добровольного пожертвования по пять долларов с каждого.
– Я…
– Каждый день. Выйдите, пожалуйста, за ворота, чтобы я смог закрыть. Я настаиваю на том, чтобы вы покинули территорию монастыря сию минуту, иначе мне придется бежать в гору и сердце может не выдержать. На нашего достойного брата Николаса придется полюбоваться в другой…
– Послушайте, старец, – не выдержал я…
Адам положил руку мне на плечо, покачал головой и заговорил примирительным тоном:
– Брат, мы не любопытствующие. Я личный помощник мистера Сифорта. Мы прибыли по срочному…
Брат Тимоти выпрямился и заговорил торжественным тоном:
– Вы находитесь на священной земле Необенедиктинского монашеского ордена Католического Синода Церкви Воссоединения. Может, вы и считаете, что видите перед собой глупого старика в мятой рясе, но в данное мгновение этот старик – представитель духовного авторитета истинной Церкви. Ланкастерская полиция чтит этот авторитет. Стоит мне позвонить, и они прибудут немедленно, а уж после этого без ареста не обойдется.
Он замолчал, чтобы перевести дыхание.
– Выходите! – снова погнал он нас, – Выходите!
У Адама дрогнули уголки рта.
– Сэр, я работаю на мистера Сифорта. Мы приехали сообщить ему о критических семейных обстоятельствах. Нам не хотелось сообщать об этом по телефону.
– Да вам бы это и не удалось! – фыркнул монах и склонил голову набок. – Что за обстоятельства?
– Дело личное, – ответил Адам, – но чрезвычайно срочное. У меня при себе удостоверение личности…
– Ба! Бумаги ничего не доказывают, – заявил брат Тимоти. Проскользнув мимо нас, он запер ворота. – Семь лет назад демон из «Голографического мира» предъявил справку врача о том, что он глухой и нуждается в месте на первом ряду!
Я думал, его ничем не удастся пронять, но в конце концов он указал на дорожку:
– Я пущу вас, если вы подчинитесь определенным правилам. Дождитесь конца службы. Не обращайтесь к нему, пока он сам вас не заметит. Если настоятель не даст ему позволения говорить с вами, так тому и быть, попробуете завтра. Согласны? Если нет, я зову двух послушников, которым по душе физический труд.
Старик подбоченился:
– Ну?
– Даю вам слово, – проговорил Адам.
– Тогда торопитесь. Настоятель ждет.
Брат Тимоти повернулся и поспешно начал подниматься вверх по холму. Мне пришлось широко шагать, чтобы не отстать от него. У церкви старик юркнул в боковой
Церковь и впрямь была забита до отказа. Не обращая внимания на сердитые взгляды, Адам втиснулся на лавку в последнем ряду, я – в ряду напротив. Неф перед деревянными перилами был пуст.
Наверху загудел большой колокол.
Он прозвучал пять раз, нарушив царящую тишину. Сбоку распахнулись обшарпанные деревянные двери, и вошли монахи в темно-коричневых одеяниях с капюшонами, скрывавшими лица. Дойдя до алтаря, каждый останавливался, низко кланялся и шел к своему месту на одной из скамей между деревянными перилами и алтарем.
По рядам пробежал шепот:
– Вот он!
– Ш-ш-ш.
– Нет, не он.
– Он сидит…
Я поискал глазами капитана, но не узнал.
Настоятель, слабый старик в одеянии, подпоясанном красным кушаком, открыл Библию и начал читать скрипучим голосом.
В тринадцать лет я мечтал о военно-космической службе. Моим идолом был капитан Николас Эвин Сифорт. Когда к концу моего первого года учебы в Академии он уволился оттуда и ушел в монастырь, я заинтересовался вопросами религии.
Одно время с юношеским энтузиазмом я воображал, как торжественно отказываюсь от службы в ВКС и отправляюсь на послушание в монастырь. Естественно, в Ланкастере, хоть и не мог представить конкретно этот рай, в который удалился капитан.
Адам Тенер помог мне прийти в себя, за что я ему вечно буду благодарен. Тем не менее каждый раз, когда я присутствовал на богослужении, меня не покидало болезненное осознание, что моя вера не шла ни в какое сравнение с верой моего названого отца.
В результате я редко посещал церковную службу, за исключением тех случаев, когда это было необходимо в силу политических соображений.
Где-то там, среди одетых в темные одеяния монахов, выводивших слова песнопении и время от времени отвешивающих низкие поклоны, находился человек, к которому мы приехали. Хотя я посетил его дом всего две недели тому назад, здесь он выглядел совершенно иным, тем более что я не мог отличить его от остальных братьев.
Кое-кого из сидевших на скамьях для посетителей занимал сам ритуал, но большинство вертелись и ёрзали. Пожилой человек впереди даже не заглядывал в свою Библию. Он раскачивался вперед и назад, словно ему страшно нравилось сидеть здесь. На нем был спортивный костюм старомодного кроя, давным-давно вышедшего из моды.
Что чувствовал капитан, возвращаясь в место, которое прежде было ему домом, оказываясь под прицелом множества любопытных глаз? Должно быть, он привык к этому; ему приходилось выносить то же самое и в те годы, когда он жил здесь.
Две женщины, сидевшие на несколько рядов впереди нас, даже не пытались притворяться, будто их интересует служба. Толкая друг друга локтями, они показывали пальцем в открытую. Суровый взгляд старого настоятеля их нисколько не утихомирил. В конце концов он наклонился к одной из двух высоких фигур и указал на нарушительниц порядка. Два монаха в капюшонах вышли из-за ограждения и, скрестив руки, встали по обе стороны от ряда, в котором сидели женщины.