Надежда умирает последней
Шрифт:
– Неужели это всё сойдёт ей с рук? – с дрожью в голосе спросила Фантина.
– Ах, Маркиза, – тяжело вздохнула Веточка. – Это беззаконие полностью узаконено епископом Сентонжским… И Гаскония, как орлица, над всеми нами.
– Что делать? – развела руками златокудрая воспитанница. – Мы словно в плену.
– Уж кто в плену, а кто и не очень, – сверкнула глазами Шалунья.
– На что это ты намекаешь? – Фантина повернула к собеседнице своё хорошенькое личико, обвитое распущенными на ночь рыжими кудряшками.
– Да
– Если бы это было так, – вздохнула Маркиза и отвернулась. – Я бы уже давно вымолила свободу для Лен…
– Надави на неё, – спрыгнув с кровати, прошипела Су и приблизилась к подруге. – Надави посильнее, ты же можешь!
– Легко сказать «надави», – пожала плечами Фантина. – От неё никогда не знаешь, чего ожидать.
– Тебе она ничего не сделает! Она твоей сестры, как огня, боится!
– Скорее отсутствия денег от неё, – усмехнулась Маркиза. – А не будет денег, и меня можно будет вышвырнуть, как ненужную вещь. Или тоже отдать в монастырь…
– А ну прекратите! – властно скомандовала Маргарита. – Что вы разгалделись, как сороки? Не на риторике. Действовать надо, а не языками чесать.
Не успела Бофор договорить свою тираду, как всевидящая Шпионка Анна подскочила с кровати и, указывая рукой на окошко, воскликнула:
– Девочки! Глядите-ка! Приехал к нам кто-то! Верхом на коне! Всадник! Мужчина!!!
Младшие воспитанницы мигом прилипли к стёклам носами. Маргарита и Анжелика переглянулись и не спеша, как подобает старшим, приблизились к окошку.
Во двор пансиона въехал мужчина в тёмном костюме, который быстро спешился и привязал гнедого мерина к коновязи. Незнакомец решительно направился к дверям, но больше ничего девицы видеть не могли. Впрочем, появление таинственного всадника стало достаточным поводом, чтобы девицы окончательно притихли, ведь они не могли знать, враг это или друг.
Мать Мадлон и сестра Сабрина пили чай на первом этаже пансиона в комнате смотрительницы, которую уже отправили спать. Разговор касался будущего монастыря святой Маргариты и не мог обойти тему пострига, предстоящего мадемуазель де Сентон.
– Мне кажется, Ленитина не готова ещё духом к этому обряду, – робко заметила Сабрина.
При упоминании протестантского варианта имени воспитанницы аббатиса едва не поперхнулась чаем.
– Какая ещё «Ленитина»? Что за ересь ты несёшь?!
– Простите, матушка, – потупила взор монахиня. – Но не важно, как называть нашу воспитанницу… Важно, что она не готова ещё к принятию монашеского сана.
– Готова или не готова – что за речи? – хмуро повела густыми с проседью бровями настоятельница. – У неё впереди три дня, чтобы смириться с выбором Господа!
Сабрина хотела было возразить, что пострижение – дело добровольное, но в этот миг в двери постучал
– Матушка аббатиса, к Вам посетитель!
– Кого нелёгкая принесла в такой час? – изумилась монахиня.
– Они просили доложить о себе так: с депешей из Ребона прибыл Габриэль де Гарсон, племянник барона де Бель Эра.
– Какой такой ещё Габриэль? – в раздумьях прошептала аббатиса и проворно поднялась. – Бель Эра? Зови!
Сторож откланялся.
– Родственник нашей Элены-Валентины? – догадалась Сабрина.
– Братец или жених… – ехидно ответила мать Мадлон и направила своё тучное тело к выходу.
Гостя она встретила в приёмном кабинете. Вошёл стройный молодой человек в чёрном плаще, держащий в руке роскошную шляпу с белым пером. Аккуратно подстриженные тёмные усики, ровный нос и красивые скулы выдали в незнакомце представителя аристократического сословия. Он галантно раскланялся и представился именем, которое уже назвал монахиням сторож.
«Недурён, – мысленно отметила мать Мадлон, изучая лицо Ганца фон Баркета, проникшего к ней под фамилией давно почившего кузена своей невесты. – Даже красив. Хороший вкус у девчонки. Не таким я тебя представляла, еретик, но всё же…»
– Здравствуйте, сударь, с чем пожаловали? – спросила аббатиса.
Квадратное лицо настоятельницы приняло надменно-недовольное выражение, которое не скрывало неприязни женщины к гостю. Маленькие колкие глазки монахини внимательно рассматривали юношу, производя на него самое неприятное впечатление.
– Я привёз Вам срочную депешу от барона де Бель Эра, моего дяди, – отчеканил Ганц, с поклоном передавая бумагу аббатисе.
– Присядьте, сын мой, – монотонно ответила монахиня и оторвала край конверта, противно скрипя сухой бумагой меж пухлыми пальцами.
Ганц опустился на краешек стула, предпочитая не спорить с настоятельницей. Пока мать Мадлон пробегала глазами по письму, на лице её отражалось явное неудовольствие, нарастающее с каждой новой строчкой послания.
– Значит, Вы, сударь, кузен моей воспитанницы?
– Габриэль де Гарсон! – подскочив со стула, снова отчеканил юноша и сделал поклон.
– Полно-полно, я всё поняла. Значит, семья Элены-Валентины де Сентон не желает принять её решение постричься в монахини? Вы не хотите, чтобы она стала Христовой невестой?
– Именно так, потому что Ленитина – земная невеста, у неё есть наречённый и отменить помолвку нельзя. Обручение уже состоялось.
– «Земная»… – прошипела мать Мадлон и, сложив листок пополам, медленно его разорвала.